Руина, Мазепа, Мазепинцы

‘- Слышу, - сказал Дорошенко, - боярину Шереметеву

известно, что хотят приходить татары войною в малороссийские

государевы города, а мне такой ведомости нет, и без моего ведома

татары в государевы города не пойдут войною. У них и у меня

есть неприятели и поближе. Неприятели эти ляхи. Служили мы, козаки, польскому королю многие годы, а выслужили то, что ляхи

церкви Божий обратили в унию. Дает король мне, гетману, и

старшинам на всякие вольности привилегии, потом пришлет своих

поляков и немцев, а те отнимают у нас всякие вольности и

православных христиан мучат, бьют; с нас, гетмана и старшин, ос-

мачки хлебные и всякие поборы собирают; во многих городах

церкви Божий обругали и пожгли, а иные обратили в костелы.

Православному христианину этого терпеть невозможно. Мы, гетман, и все козаки.будем стоять за православную христианскую

веру, а войною татар в государевы города не пошлю; если говорю

неправду, то пусть в то время разольется моя гетманская кровь.

Только не в мире с татарами нам никак быть нельзя. Мы с ними

живем близко. Станут татары разорять нас - и в царские города

учнут войною ходить; коли ж мы будем с татарами жить в мире, так и государевы малороссийские города с нами будут в целости.

И теперь я татар удерживаю. Желаю, чтоб вера православная

ширилась по всему свету, а мне хочется быть под рукою его

царского величества. Я не хочу ни боярства, ни чего другого, кроме государевой милости, да чтоб вольности наши и права ко-

зацкие были вольны.

Стали обедать. Подали заздравную чашу в честь государя.

Дорошенко поднял ее и сказал: <дай мне, Господи, за великого

государя кровь свою пролить и голову положить>.

В это мгновение раздался залп из ружей и пальба из пушек.

108

Тут же Дорошенко прибавил: <у великого государя с

королевским величеством учинился мир и по договору хотят Киев отдать

полякам, но этого не будет: мы за Киев головы свои положим, а

ляхам Киева не отдадим!>

Дубенский, по приказу своего боярина, вел беседу с

митрополитом Тукальским и с архимандритом Хмельницким, уговаривал их, чтоб они, с своей стороны, склоняли Дорошенка иметь

расположение к московскому государю и отступить от союза с

бусурманами. Оба обещали. Оба недавно, в 1667 году, были

освобождены из заточения в Мариенбурге и поспешили на родину

с враждебными чувствами к полякам1. У них обоих был тот же

заветный идеал, как и у Дорошенка - самобытность Украины.

И они, как гетман, склонялись к мысли о турецкой протекции, видели в этом средство выбиться из-под польской власти, а к

Московскому Государству относились с осторожностью и

недоверчивостью.

<Ты, - писал к Шереметеву Дорошенко через Дубенского, -

советуешь мне отступить от дружбы с агарянами. Не сам собою, а по воле его королевского величества, нашего милостивого

государя, это дело началось. Король с ханом побратался и присягнул

держать совершенную дружбу с татарами: так и нам, слугам

королевским, невозможно разорять этого братства. Несть раб более

господина своего>. Дорошенко сослался на Гадячский договор с

поляками, а в этом договоре указано было сохранять братство, заключенное с крымским ханом. Таким образом, гетман в

сношениях с московскими чиновными людьми то грозил громить

вместе с татарами польского короля, то союз свой с татарами

оправдывал волею того же короля.

Митрополит Иосиф писал боярину Шереметеву сдержаннее: он не дозволил себе ни малейшего намека, что будет советовать

гетману подчиниться царю, не ндписал ни слова о разлучении с

татарами, а говорил только о великом радении гетмана в службах

обоим государям - и московскому царю, и польскому королю.

Несколькими днями позже Дубенского приехал в Чигирин

новый посланец Шереметева, Чекаловский, собственно для прове-

дывания вестей. Этому посланцу наговорил Дорошенко еще более

приятных для Москвы слов. <Я почти надеюсь, - говорил он, -

что, при Божией помощи, за моим старанием не токмо что сей

бок Украины, где мы теперь живем, будет отдан под высокую

руку его царского величества, но Перемышль, Ярославль, Галич, 1 Современники уверяют, что после их освобождения поляки, по

проискам Тетери, снова хотели их посадить в заточение, и это побудило их

почти бегством убраться в Украину: прежде убежал Хмельницкий, за ним

уехал и Тукальский, и принял управление митрополиею (Л. Сам.. 50).

109

Львов, Володимир, все эти головные города княжества русского

и весь край в пределах княжества русского будут присоединены

к давней столице к богоспасаемому Киеву, и отданы под высокую

и крепкую руку его царского величества. Только я бы советовал

его царскому величеству с ханом крымским оставаться в братер-

стве, хоть он и поганин: тогда бы не только Украина вся спокойно

прожила, но из царских сопостатов никто и помыслить ничего

противного его царскому величеству не посмел бы>. И митрополит

Тукальский, с которым виделся Чекаловский, говорил ему в таком

смысле, как и гетман. Видно было, что Дорошенко с Тукальским

всегда советовались о том, в каком тоне им говорить с

прибывавшими в Чигирин московскими посланцами.

Вслед затем приехал в Переяслав из Москвы стряпчий

Василий Тяпкин. Ему поручено было склонять Дорошенка отступиться