Руина, Мазепа, Мазепинцы

куда-то едете>. Тут пан Фальбовский хватает Мазепу за шиворот, показывает его записку к своей жене и говорит: <А это что?> Мазепа

стал ни жив ни мертв. Он уверял, что едет к нему в дом в его

отсутствие в первый раз. <Хлоп! - сказал Фальбовский слуге, который недавно возил к Мазепе записку. -

Сколько раз этот господин

бывал в моем доме без меня?> Служитель отвечал: <Столько раз, сколько у меня волос на голове>. Фальбовский сказал Мазепе: <Выбирай теперь себе род смерти!> Мазепа просил не убивать его и во

всем признался. Фальбовский приказал ему раздеться донага, посадил на собственном коне без седла, оборотивши лицом к хвосту, а затылком к голове лошади, приказал связать ему руки назад, а

411

ноги подвязать веревками под брюхо лошади, потом велел коня, пылкого по натуре, напугать криком и ударами плети да вдобавок

произвести у него над самыми ушами несколько выстрелов.

Испуганный конь понесся во всю прыть домой по узкой тропинке, которая шла зарослями посреди шиповника, диких груш и терновых

кустов. Даже и тот, кто бы держал поводья в руках, должен был, едучи по этой тропинке, беспрестанно нагибаться и уклоняться от

колючих растений, иначе могла задеть его по голове ветка или

разодрать платье, а каково то было, говорит описатель, голому, посаженному задом к конской голове, сидеть на коне, когда тот от испуга

и боли летел что есть духу!.. Мазепу, когда он выехал из дома, провожало двое или трое служителей, но пан Фальбовский не пустил

их с господином, чтоб они не могли спасать его. Конь донес Мазепу

до ворот его двора еле живого. Мазепа кричит, зовет сторожа; сторож, послышавши голос хозяина, отворил было ворота, но как

увидал на коне пугало, тотчас затворился и спрятался. Мазепа зовет

дворню: дворня выглядывает из-за дверей и только крестится.

Мазепа уверяет людей, что он их господин, но они ему не верят, и с

большим трудом мог он объясниться с ними, пока его впустили во

двор, прозябшего и исколотого до крови.

Пасек, личный недоброжелатель Мазепы, говорит, что именно

после этого происшествия он покинул навсегда Польшу от стыда.

Но летопись Величка, сообщающая между прочим, что Мазепа

поступил ко двору Яна-Казимира уже после того, как обучался

в Киеве риторике, а потом где-то философии и при своих

природных способностях получил всестороннее образование (<яко был

беглец во всяких речах>), говорит, что Мазепа оставил

придворную службу тогда, когда король Ян-Казимир предпринял поход

с войском на левую сторону Украины под Глухов и на пути

остановился в Белой Церкви, следовательно, в конце 1663 года.

Здесь Мазепа отклонился от войска короля и остался при своем

старом отце, жившем в своем имении, в селе Мазепинцах. Когда

Павло Тетеря, считавшийся с польской стороны козацким

гетманом, убежал в Польшу, а козацким предводителем стал Петро

Дорошенко, Иван Степанович Мазепа пристал к последнему и

тотчас обратил на себя его внимание своими способностями и

ловкостью (<для своей росторопности и цекавости>). Сперва он

сделан был ротмистром гетманской надворной компании, потом

получил чин писаря. Будучи у Дорошенка, Мазепа вступил в

брак с богатою вдовой Фридрикевич, у которой от первого брака

был сын по имени Крыштоф. Брак этот совершился в Корсуне.

Нам неизвестно, какое имя носила его жена по родителям, но

она была родственница прилуцкому полковнику Горленку.

Дальнейшие события жизни этого человека - его первое

прибытие в Переяслав к гетману Самойловичу в качестве посла от

412

Дорошенка, его посылка в Турцию с невольниками, когда он был

схвачен на дороге запорожцами, его отправление в Москву, где, он, действуя во вред Дорошенку, сумел подделаться в доверие

московским боярам, его многолетнее пребывание при гетмане Са-

мойловиче сперва в звании войскового /товарища, потом в чине

генерального асаула, наконец, его интриги, употребленные им

перед всемогущим временщиком князем Василием Васильевичем

Голицыным для погубления гетмана Самойловича, - все это

изложено в нашем сочинении <Руина>, напечатанном в Вестнике

Европы в 1879-1880 годах, сочинении, которого непосредственным

продолжением должна признаваться настоящая монография.

По низложении Самойловича (20 июля 1687 года) назначен

был день 25 июля днем избрания нового гетмана. Накануне, 24

числа июля, перед вечером несколькЪ великорусских полков и

стрельцы по приказу князя Голицына двинулись на широкую

ровную возвышенность, господствующую над рекою Коломаком близ

козацкого стана. Они разбили царский шатер во ста саженях от

стана, поставили около шатра стулья и скамьи, а перед самим

шатром - небольшой столик, покрытый ковром.

На другой день, 25 июля, около 10 часов утра вышел туда

главнокомандующий князь Василий Васильевич Голицын с боярами, а

за ними следовали великорусские ратные силы разрядов Рязанского

и Новгородского. Разом с ними понесли <клейноты> (знаки

гетманского достоинства): бунчук, булаву и царское знамя. Толпы коза-

ков - конных в ‘800 человек и пеших в 1200 - приблизились к

шатру. Из них вызвано было несколько знатнейших чиновных особ, и они, вслед за боярами, отправились в походную церковь, куда