Руины

Больничный коридор был пуст. Нескольких солдат-Партиалов Морган вынудила работать в качестве лаборантов, но они сегодня находились в других частях комплекса. Здание обеспечивалось энергией, но комнаты и коридоры были безлюдными и заброшенными, лишенными жизни, звуков и движения. Никто не видел Киру, которая стояла здесь, скованная нерешительностью… Захотев, она может развернуться и уйти. Возможно, даже незаметно и не поднимая тревоги покинуть комплекс, так как Морган потеряла всякий интерес к тому, чтобы держать девушку здесь. Кира была неудавшимся экспериментом, разрушенной мечтой.

«Я могу уйти, — подумала она, — но куда?» Что еще остается делать в мире, лежащем в руинах? Какие ответы она может попытаться найти, на какую догадку надеяться? У нее был ответ, который она практически держала в руке, и она обладала властью придать ему форму и претворить его в жизнь. Последствия будут ужасны, а исход — катастрофическим, но, если Кира права, цивилизация выживет — и люди, и Партиалы, в мире угнетения, безнравственности и страшной угрозы, но выживут. Обстановка будет плохой, но она улучшится. Возможно, лишь через несколько поколений, но улучшится.

«Но будет ли этого достаточно? — подумала Кира. — Действительно ли выживание — единственное, что имеет значение? Если я расскажу о своем плане Морган и она поработит человеческую расу, чтобы спасти Партиалов, то люди будут жить, но они будут жить в аду. Как я могу принять такое решение? Если у меня есть шанс спасти хотя бы одну жизнь и я не сделаю этого, то я убийца? А если есть шанс спасти весь мир, а я позволю ему умереть, насколько это хуже? И все же мне придется нести ответственность за величайшую тиранию, в условиях которой человечество когда-либо оказывалось. Каждый человек, которого я спасу, будет проклинать мое имя с настоящего момента и до конца времен.

Я не могу придумать другой способ, но не могу и заставить себя пойти по этому пути».

Ее ладонь зависла над дверной ручкой, до принятия решения оставалось лишь полтора дюйма. Тепло руки Киры, тепло крови, бегущей в ее венах, согревало дверь, излучая ауру жизненных сил. Если девушка передумает и уйдет, это тепло останется призрачным образом ее мимолетного присутствия. Еще несколько месяцев для Партиалов, несколько лет для людей. Дождь будет идти, трава расти, животные — есть, убивать, умирать и снова рождаться, и воспоминание о разумной жизни выцветет и станет незначительным бликом в истории Земли. Однажды, через миллион или миллиард лет, когда, став результатом революции, очнувшись от вечной спячки или спустившись со звезд, появится новый вид, узнает ли он, что до него здесь кто-то уже был?

«Может быть, останутся здания, пластмассовые отходы или что-то еще, что расскажет о нашем существовании, но ничто из этого не объяснит, ради чего мы существовали. Не останется ничего, что доказало бы: нас стоит помнить.

Я могла бы уйти, — снова подумала она. — Могла бы найти Сэмма, Хочи, Изольду или Мэдисон. В последний раз увидеть Арвен. Я могла бы найти Маркуса.

Маркус.

Он хотел жениться на мне, и я тоже хотела быть с ним. Что изменилось? Наверное, я. Мне нужно было выяснить, кто я и для чего предназначена, и теперь я знаю: я ничто. Просто еще одна девчонка, которая не может спасти мир.

Ладно, может, но только прокляв его.

Маркус хотел смириться с концом света и насладиться тем временем, пока мы можем быть вместе, потому что больше у нас ничего не оставалось. Он был прав? Я решила, что нет, и ушла, и что из этого получилось? Я такая же запутавшаяся и потерявшая надежду, какой и была — и даже больше, потому что попыталась и не смогла.

Но по крайней мере я пыталась.

И Сэмм. Благодаря ему, я тоже смирилась — но не с концом света, а с концом себя. Благодаря ему, я смогла пожертвовать собой, потому что это был единственный правильный выбор, когда остальные варианты стали слишком ужасны, чтобы даже думать о них. Я приняла решение и отдала себя, однако сейчас положение вещей не лучше, чем было до этого. Конец света по-прежнему близок. Тепло нашего присутствия все продолжает покидать Землю.

Но даже это неправда: конец света произошел тринадцать лет назад, и сейчас и человеческая раса, и Партиалы стали лишь остаточным изображением. Мы уже мертвы, словно валяющаяся на земле отрубленная голова со все еще моргающими глазами.

Я никогда не сдавалась, — думала Кира. — Но у меня всегда были пути, по которым я могла следовать. Я могла выбирать дороги и способы, я могла пробовать и… что угодно. Есть ли у меня что-нибудь из этого сейчас? Неужели предать мой народ, мою семью, весь человеческий род на самом деле единственный ответ? Смогу ли я жить и смириться с собой, если сделаю это?

А если не сделаю, будут ли жить остальные?»

Кира положила ладонь на ручку двери и крепко ее сжала, чувствуя гладкий изгиб металла. Время пришло. Сейчас или никогда.

Она отпустила ручку и отступила на шаг.

Еще на один.