Руины

Не могу поверить, что он здесь.

Я примерно в десяти шагах от служебной двери, почти на свободе, когда рука обвивается вокруг моего бицепса, останавливая.

Даже не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто это.

Поворачиваюсь лицом к Зевсу, наклоняю голову назад, для того чтобы посмотреть ему в лицо. Во мне пять футов и девять дюймов. Пять футов и одиннадцать дюймов, если я на каблуках. Довольно высокая для женщины, но Зевс всегда заставлял меня чувствовать себя маленькой.

Раньше мне нравилось это чувство.

Теперь же я его ненавижу.

— Что ты тут делаешь?

Что я здесь делаю? И это все? Это все, что он может мне сказать после пяти лет молчания? Не «у нас девочка или мальчик»? Или «как поживает мой ребенок»?

Господи, как же я его ненавижу.

Смотрю на него, задаваясь вопросом, каким образом вообще могла любить этого мужчину.

Зевс всегда был красивым — в том факте никогда не возникало никаких сомнений. В начале карьеры пресса окрестила его «Красавчиком бокса». Помню, насколько сильно он ненавидел это прозвище. Сейчас же они называют его «Богом».

Я же называю его Дьяволом.

Но он уже не такой красивый мальчик, каким виделся тогда.

Теперь он мужественно красивый. Даже со слишком-много-раз сломанным носом и шрамом, который рассекает его бровь. Я помню бой, в котором получил шрам. Это случилось из-за меня. У него до сих пор есть фирменная щетина на щеках, какая, как я знаю, более мягкая на ощупь, чем кажется. И его темные волосы, которые он всегда сбривал, теперь стильно подстрижены: по-прежнему короткие по бокам, но длиннее сверху.

И его глаза… Они были первыми, что я заметила в нем. Если бы мне пришлось определить им цвет, я назвала лазурный. Самый голубой из голубых. Глаза с глубинами океана. Ты смотришь в них, и они ничего не дают, кроме как заставляют тебя чувствовать все.

Может, физически он и является ошеломляющим, но внутри него совершенно другая история.

Подходит ближе. Его запах омывает меня — такой близкий, но все же чужой. Он поменял свой бальзам после бритья. Всегда пользовался «Барберри Тач». Это был мой любимый аромат. Я всегда покупала его ему.

Предполагаю, избавился от всего, что оказалось связано со мной.

Включая его ребенка.

Что-то похожее на нож вонзается мне в сердце.

— Голубка, я задал тебе вопрос. Что ты здесь делаешь? — Хватка на моей руке усиливается, брови сходятся вместе в отчаянии.

Я вижу намек на гнев в его глазах. И это возвращает меня к жизни.

У него хватает наглости требовать ответа после того, что он сделал?

К черту. Это.

Мне хочется плюнуть в него в отвращении. Но не стану. Я сохраню свое достоинство, в отличие от нашего последнего разговора пять лет назад.

Наполняю свои глаза презрением, которое испытываю к нему, многолетней ненавистью и гневом, говорю:

— Не называй меня так. Меня зовут Кам. И что, по-твоему, здесь делаю? Я работаю, мудак.

Вырываю руку из его хватки и спешу к двери комнаты для персонала. Набираю код на клавиатуре, отпирающий дверь. Бросаюсь сквозь нее, позволяя закрыться под звук его голоса, зовущего меня по имени.

Глава 2

Руки до сих пор трясутся. Я поворачиваю ключ зажигания, и моя Toyota оживает. Песня Холзи «Eyes Closed» кровоточит из стерео. Выезжаю со стоянки для персонала клуба и отправляюсь в часовой путь домой в Порт Вашингтон — в домик, который делю с Джиджи и тетей Элли. Технически я все еще живу в нем, так как он принадлежит тете Элли.

Она переехала в Порт Вашингтон с Кони-Айленда, когда ее повысили до детектива и дали должность в участке, где сейчас трудится. Тетя Элли могла бы ездить на работу, но это казалось бессмысленным, поскольку я больше не жила дома. В то время я училась в Джулиярде и находилась в Нью-Йорк.

Но когда оказалась беременной и одинокой, то проживание с тетей Элли было единственным вариантом. И, честно говоря, я рада, что мне не придется возвращаться на Кони-Айленд. Там не осталось ничего, но сохранились воспоминания о Зевсе и наших отношениях. Кроме того, не хотела рисковать и столкнуться там с его семьей.

Так что Порт Вашингтон стал моим новым стартом. И жизнь моя складывалась довольно хорошо… ну, до недавнего времени, то есть.

Я раньше ушла с работы. Нужно было убраться отсюда. Поэтому сказала своему боссу, что заболела и мне надо домой.

Не могла рисковать, вернувшись в зал, и снова столкнуться с Зевсом.

Видеть его после стольких лет… это сбило меня с ног.

И тот факт, что он пытался поговорить со мной… Я просто не понимаю его.

Все эти годы он предельно ясно показывал: не хочет иметь ничего общего ни с Джиджи, ни со мной. Так почему же сейчас пришел ко мне и пытался поговорить?

Я просто рада, поскольку больше не придется с ним видеться снова. Собираюсь уволиться с работы. Он, вероятно, не покажется вновь в клубе, но я не хочу рисковать. Мои эмоции не выдержат этого.

Я чувствую… Понятия не имею, что я чувствую. Злость. Боль. Злость. Разочарование. Я упоминала о злости?

Просто найду другую работу, в другом клубе. В любом случае это не главный источник моего дохода. У меня есть еще дневная занятость — администратором в полицейском участке.