—
—
—
—
—
— Я пойду посмотрю, как там Джеф, — сказал Матиас.
Эмми кивнула. Потом Стейси. А Эрик так и лежал на месте и даже не пошевелился. Он прислушивался к растению: теперь ему казалось, что оно кричит прямо из него.
—
—
Футболка Эрика была уже совсем мокрая от крови, а когда он приподнимал ее, красные струйки начинали стекать на землю.
—
—
—
—
Постояв еще несколько секунд, Матиас повернулся и пошел в сторону тропы.
Голоса все еще звучали: кричал то Эрик, то Стейси, то Эмми. Они доносились со всех сторон, сливаясь воедино. Иногда они замолкали, но это длилось буквально несколько секунд. А потом все вокруг снова наполнялось нестерпимыми криками.
Прошло некоторое время, прежде чем кто-либо отважился заговорить. Наконец Стейси, собравшись с духом, тихо произнесла:
— Прости.
Эмми махнула рукой.
— Я не подумала и поступила глупо, — продолжила Стейси. — Просто я написала на ногу и хотела ее вымыть.
— Ладно, не важно. — Эмми показала на небо. — Скоро будет дождь. И все будет хорошо.
— Ты не сука.
— Я знаю. Давай… давай забудем все это? Сделаем вид, что ничего не произошло? Мы сильно устали.
— И напуганы.
— Да, правильно. Устали и напуганы.
Стейси подошла поближе к Эмми, и они взялись за руки.
Эрик в очередной раз безуспешно попытался встать. Он хотел было пойти за Матиасом и объяснить ему, что произошло. Эрик с ужасом представил, что подумал Матиас. Все еще кричал из зарослей голос Эрика:
«Нацист».
«Надо было сразу все ему объяснить», — подумал Эрик. Но боль приковала его к земле, и он не мог пойти за Матиасом, чтобы исправить положение. Но кто-то же должен был все объяснить.
— Пойди, расскажи ему все, — сказал он Стейси.
Она посмотрела на Эрика и переспросила:
— Кому рассказать?
— Матиасу. Что это была шутка.
— Какая шутка?
— Ну про нациста. Скажи, что мы просто придумывали сценарий.
Прежде чем Стейси успела что-либо ответить, ребята услышали, как Пабло начал что-то говорить. Все трое сразу обернулись и посмотрели на грека. Тот, открыв глаза и подняв голову, повторял одно и то же слово — картошка. Потом Пабло вытянул правую руку, показывая в сторону бутылки с водой, и снова повторил:
— Картошка.
— Наверное, он хочет пить, — предположила Стейси.
Эмми взяла бутылку, подошла к Пабло, присела рядом с ним и спросила:
— Воды?
Пабло кивнул, но продолжал открывать и закрывать рот, беззвучно повторяя:
— Картошка… Картошка… Картошка.
Эмми открыла бутылку и капнула немного воды в рот Пабло. Он закашлялся и отвернулся. У Эмми тряслись руки, но она пыталась сделать все как можно аккуратнее и быстрее.
— Может, дать ему виноградинку? — предложила Стейси и протянула Эмми пакет с оставшимся виноградом.
— Ты думаешь?
— Он не ел со вчерашнего дня.
— А он сможет?
— Ну давай попробуем.
Эмми подождала, пока Пабло откашляется и снова повернется к ней лицом. Как только он повернулся, она показала ему виноградину и спросила:
— Хочешь?
Пабло смотрел на нее, ничего не отвечая и не шевелясь. Эмми показалось, что на секунду у него изменился цвет лица. Но грек так ничего и не ответил и тихо опустил голову.
— Положи ему в рот, посмотрим, что будет, — сказала Стейси.
Эмми осторожно положила виноградину на губы Пабло и попыталась протолкнуть ее дальше.
— Попробуй рукой, — снова сказала Стейси. — Помоги ему пережевать.
Эмми одной рукой осторожно взяла Пабло за подбородок, а другой стала придерживать голову. Она открыла ему рот и сразу же закрыла. Эрик услышал, как виноград лопнул во рту у Пабло, но тот снова закашлялся, отвернулся и выплюнул его. У него изо рта снова потекла тоненькая струйка какой-то темной жидкости. Эрик понял, что это была кровь.
«О господи, — подумал он. — Какого черта мы делаем?» Потом собрав всю волю в кулак он рывком встал и сделал пару шагов по направлению к Эмми.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
В этот момент Эрик обернулся и увидел, что за ним стоял Джеф и смотрел на Эмми взглядом, полным ненависти и злости.
Пока Джеф сидел у подножия холма и наблюдал за индейцами, ему начало казаться, что время течет медленнее. Секунды… минуты… часы… Они тянулись, но ничего не происходило. Он все сидел и сидел, а солнце по-прежнему обжигало своими лучами. Джеф прислушивался к своему организму, думал о голоде и жажде, о том, что надо что-то делать, как-то выживать.
Джефу было о чем подумать, и из всех этих мыслей он не находил ни одной позитивной.