Руины (ЛП)

Шон посмотрел связному за плечо и увидел двоих охранников, которые медленно вели между собой связанного молчаливого солдата. Он был одет в потрепанную грязную одежду — практически в лохмотья, — но преподносил себя гордо, а в его линке не заключалось ни капли страха. Он остановился перед Шоном и наклонил голову, так как со связанными за спиной руками не мог отдать честь.

— Меня зовут Сэмм, — произнес пленник. — Мне нужно с вами поговорить.

Линк мужчины передавал такую решительность, что Шон почувствовал себя так, будто очнулся ото сна.

Шон посмотрел на связного.

— Вы обыскали его?

— Оружия нет, — ответил солдат. — У него с собой была только одежда, которая на нем, и вот это. — Он показал бутылку бурбона.[2]

Шон посмотрел на Сэмма.

— Ты здесь из-за этого? Ты пьян?

— Она все еще запечатана, — ответил Сэмм. — Считайте это предложением мира.

— Это розыгрыш?

— Знак доброй воли.

— Вы же не собираетесь с ним разговаривать? — проговорил связной.

— Нет, не собираюсь, — ответил Шон, глядя на пленника. — После всего, что произошло, мне нечего сказать, чего не смогла бы передать пуля. Однако. — Он глубоко вдохнул, оценивая Сэмма и получая через линк все его досье: звание, подразделение, биографию, место в обществе Партиалов. Пленник был пехотинцем, как и Шон. Как и Шон, в последние дни Изоляционной войны он сражался в уезде Цзоцюань. Помогал брать Атланту, служил в армии Морган. Это был человек, которые прошел через ад, который исполнял свой долг. Это был человек, который совершенно точно знал, что это такое: покинуть свою армию, сражаться за противоположную сторону, а затем явиться с повинной. Шон покачал головой. — Не собираюсь, но должен признать свое любопытство: что могло быть настолько важным, чтобы заставить его добровольно расстаться с жизнью? Итак, пусть даже это не будет разговором, я признаю, что хотел бы выслушать его.

Связной передал через линк свое изумление, а также крупицу неодобрения, которое не смог скрыть, но Шон проигнорировал его и отступил в сторону, приглашая пленника в свой кабинет. Конвоиры собирались было тоже войти, но Шон поднял руку.

— Останьтесь здесь и разместите охранников на улице снаружи. В их группе есть по меньшей мере одна наемная убийца, и я не хочу, чтобы посреди разговора она влезла в это окно с кинжалом в зубах.

Он взял из руки связного бутылку бурбона и закрыл дверь.

Сэмм стоял посреди помещения и слегка дрожал в своей влажной от снега одежде. Шон поднял в руке бутылку.

— Ты же понимаешь, что это пустой жест.

— Я всего лишь пытался проявить вежливость.

— Вряд ли я могу тебя за это винить, — сказал Шон и подошел к своему креслу за столом. Старая древесина застонала, но выдержала его вес. Сэмму он присесть не предложил. — Алкоголь все еще хорош?

— Не знаю, — ответил Сэмм. — Я не пью. Но бутылка закупорена, так что, думаю, ее содержимое в порядке.

Шон изучил бутылку и снял с нее пробку. Запах был точно таким, какой он помнил, и он сделал небольшой глоток прямо из горла.

— Я часто пил это в Беннинге. На Юге было что-то такое, чего не хватало остальной части страны. — Он сделал еще один глоток. — Ты знал об этом, когда решил принести бутылку?

— Нет, сэр, — ответил Сэмм. — У меня было время навестить только один пустой дом, перед тем как прийти сюда, и это то, что там нашлось.

Шон еще раз глотнул, смакуя огонь в горле.

— Знаешь, что сочетается с бурбоном? Жареный цыпленок.

— Мы будем говорить о бурбоне всю ночь, сэр?

— Ты пришел ко мне, — сказал Шон. — Есть что-то еще, о чем ты хочешь поговорить?

— Я хочу, чтобы вы остановили свое наступление, — ответил Сэмм.

В линке разлилось удивление Шона.

— В качестве благодарности за бутылку?

— Я хочу, чтобы вы сложили оружие и отпустили всех пленников. А затем мы с вами поговорим с беженцами.

— О чем?

— О мирном договоре, — ответил Сэмм.

Шон покачал головой.

— Чем дальше ты говоришь, тем более невероятным это все становится. Люди уничтожили почти весь наш вид. Ты сам убивал своих — либо косвенно, либо, если я правильно улавливаю, собственноручно нажимая на курок. Едва ли ты тот человек, с которым я стал бы заключать мир.

— Я сожалею о каждой пуле, которую мне пришлось выпустить в этой войне.

— Это не воскресит моих солдат.

— Уничтожение людской расы не воскресит их тоже, — проговорил Сэмм. Он не шевельнулся, но его линк преисполнился настойчивости. — Тот ядерный взрыв убил восемьдесят процентов нашего народа, и эту трагедию мы никогда не сможем искупить. Но если вы не заключите мир, то подпишете смертный приговор остальным двадцати процентам. Здесь ваш враг не люди, генерал, а «срок годности», и убийство последних людей это не изменит. Нападите, и погибнут все, обе стороны — либо завтра, либо в течение шести месяцев. Заключите мир, и мы сможем спасти тех немногих, кто еще остался.

— Ты хочешь сказать, что у людей есть лекарство от «срока годности»?

— Люди и есть лекарство, — ответил Сэмм. — Пойдемте со мной, поговорите с ними, и я смогу вам это доказать — я покажу вам живое свидетельство. Вы знаете что-нибудь о Третьей дивизии?

Шон кивнул.