Руины прошлого

– Приятная новость – отсюда есть выход, или вход, смотря с какой стороны посмотреть, – хотела она сказать вслух, но решила, что сам факт ее местонахождения в темном подвале психиатрической лечебницы среди ночи – достаточно веская причина вести себя как можно тише. Мало ли что? Или кто…

Поднявшись по ступеням и подойдя к двери, она приложила ухо к сырым доскам и прислушалась, пытаясь понять, есть ли кто-нибудь по ту сторону. Это простая, но необходимая предостерегающая мера, хотя она уже понимала, исходя из «мертвых окон» и заброшенного подвала, что попала в давно пустующее и никем не используемое крыло лечебницы.

Тихо отворив дверь и осветив фонариком путь, она вышла в длинный коридор и, если не брать в расчет мрачной обстановки, напоминавшей ужастики из девяностых, увидела множество открытых дверей, битых стекол на полу и разбросанной бумаги. «Ординаторская» – гласила надпись на табличке первой распахнутой настежь двери. Внутри по всей комнате в хаотичном порядке была расставлена мебель: старые деревянные столы с выдвинутыми ящиками, опрокинутые стулья, несколько вращающихся табуретов с кожаной обивкой шестигранной формы, и вешалки для одежды, похожие на лапы какого-то чудовища – такие тени они отбрасывали на стены позади них.

– Вряд ли здесь может быть что-то полезное для меня, – сказала Юля выходя из комнаты и направляясь к следующей – напротив.

Во вторую комнату она даже не стала заходить, потому как еще из коридора было видно, что в комнате нет ничего, кроме старых раковин, газовых плит и кухонной утвари, изъеденной ржавчиной и покрытой толстым слоем полувековой пыли. А вот третья – именно та комната, которую ей больше всего хотелось посетить. Металлическая табличка на двери почти в самом конце коридора пыльными буквами отсвечивала слово «Архив». Юля знала, что в абсолютно любом больничном заведении старого света обязательно должен быть архив, в котором хранятся журналы с записями об изменениях, которые вносились как в архитектуру здания, так и политику управления лечебным учреждением в целом. Также в архивах нередко хранятся более ненужные ни медперсоналу, ни родственникам истории болезней давно умерших пациентов, и прочая важная информация.

Она осторожно вошла внутрь.

На стене, слева от входа, висел подробный схематический план здания, на котором первый этаж занимали главный холл, кабинеты врачей и медперсонала, технические комнаты, центральное помещение, в котором пациенты проводили все свободное от процедур время, и комнаты для отдыха. Второй этаж был отведен под несколько личных палат для более уравновешенных пациентов, кабинетов интенсивной терапии и процедурных помещений. На третьем этаже, слева, если смотреть на план, каков он есть, располагалась одна большая комната, именуемая залой для конференций, и вторая чуть поменьше, ее название было нечитаемым, а справа – множество палат для особо буйных пациентов: изоляционные комнаты с мягкими стенами, по всей видимости. Так гласили сноски под схемой, где каждый кабинет, комната, и любое другое помещение обозначалось сокращением, или же своим индивидуальным номером.

Также в комнате было много рядов металлических шкафчиков с длинными высокими ящиками, какие всегда можно было встретить в любом архивном помещении. На передней панели каждого из ящиков в специальный отсек вставлены квадратные листки бумаги с написанными при помощи шариковой ручки датами. Юля, аккуратно взявшись за ручку первого из них, на котором дата указывала на январь девяностого года, потянула на себя. Ящик со скрипом выехал, и перед ней оказались выложенные стройными рядами картонные папки с тряпичной завязкой.

«Нестеров Владимир Федорович, – имя, указанное на первой вытянутой из ящика папке. – Родился двадцать первого июня тысяча девятьсот двадцать седьмого года в поселке городского типа Рудной (ныне Вирнаково). Поступил в вирнаковское отделение психиатрической лечебницы одиннадцатого января тысяча девятьсот девяностого года с симптомами псевдоневротической шизофрении. Проведен ряд обследований для установления конечного диагноза. Особо буйный. Помещен в карантинную зону». Также к бумагам было приложено множество фотографий, начиная с момента приема и в течение всей продолжительности лечения, заключения врачей об ухудшении состояния пациента и предписания по уходу за ним. Графа с датой смерти, что на последней странице, была пуста.

– Он еще жив? – вслух произнесла свои мысли Юля, – или они просто не посчитали нужным указать дату смерти?