Руины стреляют в упор

— Не осмеливаетесь? — спросил Иван. — Или, может, не хотите с хозяевами портить отношений?

— Как вы могли такое подумать? — обиделась она. — Что я — изменница какая? Но мне трудно доставать образцы подписей и печатей. Они не попадают мне в руки. Правда, я знаю одного чудесного парня, который, наверно, сделает для нас все, что нужно...

— Кто такой?

— Зорик. Так мы все зовем его. Захар Галло. Он в городской управе заведует выдачей пропусков.

Иван поморщился, будто от зубной боли.

— Что-то не нравится мне ваше предложение... Может, лучшее что-нибудь придумаете?

— Зачем лучшее? Не нужно лучшего. Не сомневайтесь, я все время присматриваюсь к этому хлопцу — наш... Мать его — уборщица в школе, рос он без отца, в труде, в бедности. А воспитали его школа и комсомольская организация. Мне кажется, неплохо воспитали. Попробуйте проверить. В его руках и печати и пропуска.

— Что ж, если вы так уверены, рискнем. Приведите его, поговорим.

— А я вам помогу, если нужно будет что-нибудь писать по-немецки. Можете рассчитывать на меня.

— Спасибо. Обязательно попросим вас.

На другой день она пришла с Зориком. Это был совсем молодой хлопец, в котором удивительно сочетались физическая сила и нежность. Со всеми он был очень ласковый, услужливый. Можно было подумать, что он выпестован богатыми родителями, с первых жизненных шагов приучен к деликатному обхождению и не имеет никакого представления о суровых условиях действительности. Своей внимательностью к людям, милой приветливостью он сразу же завоевывал симпатии тех, с кем встречался.

Когда их начали знакомить, Зорик признался Ивану Харитоновичу:

— А я вас знаю. С большим удовольствием всегда слушал вас в театре и, откровенно скажу, очень рад познакомиться...

— Благодарю, мне также приятно познакомиться с вами. Скажите, давно вы работаете в управе?

— Начал вскоре после ее организации.

— Ну и как вам нравится ваша работа?

Зорик весело засмеялся:

— Очень нравится. Будто в театре сатиры и юмора сижу. Что ни минута, то новая интересная сценка. Таких дураков, как мой шеф Тумаш и его друзья, во всем мире не найдешь.

— Почему вы считаете, что они дураки?

— Мне Ольга Александровна сказала, что все в вашей семье — честные советские люди, поэтому я буду говорить откровенно. Если бы вы хоть часок побыли с Тумашом, сами увидели бы, какая это никчемность. Сдается, что его только что вытащили из консервной банки и, даже не отряхнув, так мокрого и пихнули в кресло городского головы.

Потом Галло рассказал, какие тупые и ограниченные люди все эти белорусские националисты. От них отрекся народ, проклял их, и они чувствуют это, а потому ненавидят весь свет. Кроме ненависти, у них ничего за душой нет.

— Гитлеровцам они нужны временно, пока те «осваивают» Беларусь, — уже взволнованно говорил Зорик. — Я уверен, что скоро и фашисты дадут им коленом под мягкое место. Зачем Гитлеру такая бездарь? Они даже белорусского языка не знают. Разве язык, на котором разговаривают между собой Ивановский с Акинчицем, можно назвать белорусским?

— Извините, Зорик, за нескромный вопрос. Почему вы все же пошли туда работать?

Хлопец посерьезнел, помолчал. Затем ответил:

— Так нужно было. Я — комсомолец.

В других условиях такой ответ удивил бы. Теперь же Иван Харитонович понял его правильно.

— Вот это другой разговор. В таком случае и мы будем рассчитывать на вашу помощь.

— Охотно помогу, чем только сумею.

— Для начала мне нужны образцы подписей, штампов и печатей на аусвайсы. Передадите мне их?

— Обязательно. Буду сообщать, если они будут меняться.

Иван Харитонович горячо пожал Зорику руку:

— Спасибо. Большое спасибо. Вы очень облегчите мне дело.

Лида принесла бланки паспортов и фотокарточки незнакомых мужчин. Зорик сразу же передал через Ольгу Александровну все необходимое для оформления документов. Сама Ольга Александровна написала текст по-немецки. Теперь оставалось все это перенести на бланки так, чтобы ни фашисты, ни их холуи полицаи не могли заметить подделки.

Снова окна были тщательно завешены, двери закрыты и в спальне на комоде замигала керосиновая лампа. Иван Харитонович работал почти целые сутки, не сходя с места, и паспорта и аусвайсы на следующий день были готовы. Виктория забрала их с собой на работу. Вечером вернулась радостная, довольная. С нею пришли трое мужчин, которым Иван только что сделал документы. Худые, одна кожа да кости, они тем не менее держались бодро.

— Дважды вы, Виктория Федоровна, спасли нас от смерти, — говорили они. — Чем мы можем отблагодарить вас?

— Чем? — спросила она. — Меня ничем не нужно благодарить. Родину свою благодарите. Народ свой. А я ничего особенного не сделала, просто выполняю свой долг. И вы свой выполните.

— Но как выполнить? Мы ведь совсем оторвались от своих. Фронт далеко...

— Зачем далеко ходить? И здесь найдется дело. Об этом мы позаботимся, если будет ваше согласие.

— Конечно, мы согласны.

— В таком случае раздевайтесь и отдыхайте. Скоро я приду и скажу вам, что делать дальше.