Руины веры

Ванная, кухня, импровизированные комнаты, длинный коридор, переходящий в лестницу, наверху которой всегда сидит дежурный — вот и все убранство. Брэдли чуть ли не заглядывает мне в рот в ожидании восхищенных отзывов о том, как замечательно они устроились, но мне не хочется говорить. В неожиданном тепле меня разморило, глаза слипаются. Спать хочется даже больше, чем есть. Голод мучает, но спросить не решаюсь, еду еще придется заслужить. Скорее всего, покормят авансом, но тогда, когда будут есть сами, злоупотреблять гостеприимством не стоит.

— Где Мышь? — спрашиваю.

Попс, кажется, удивлен.

— У себя, — пожимает костлявыми плечами, мол, где же ему еще быть.

— Покажешь?

Кивает. Ему явно интересно, какое у меня дело к его приятелю, но не спрашивает. Делает знак “следуй за мной” и идет вперед.

Сразу понимаю, что Попс и Мышь живут вместе, помню, откуда появился рыжий парнишка сразу после нашего прихода. Ожидаю увидеть Мышонка, свернувшегося клубком на койке и оплакивающего материно украшение, но ошибаюсь в своем предположении — Мышонок не один. В тот момент, когда мы входим, он стоит раздетым по пояс, второй же присутствующий обматывает его поперек ребер длинным узким куском ткани на манер бинта. Хотя, скорее всего, этот материал для перевязки ни что иное как бывшая простыня.

Встречаюсь с ним взглядом. Темные волосы, темные глаза. Тонкий шрам, пересекающий левую бровь. Это лицо я хорошо помню из досье: Райан Кесседи, второй человек в банде.

— Привет, — бросает он. Не приветливо и не зло, вообще совершенно равнодушно.

— Привет, — повторяю эхом.

Повисает молчание. Умелые руки заканчивают перевязку, а то, что руки умелые, видно сразу.

— А теперь ложись, — говорит парень строго, — и несколько дней ты отсюда не выйдешь.

— Но Фред… — начинает возражать Мышонок. Стоит произнести имя Коэна, как глаза увлажняются.

— С Фредом я поговорю, — голос уверенный, и не возникает ни капли сомнения, что действительно поговорит. — А теперь живо отлеживаться.

Кесседи встает и направляется к двери, когда Мышонок снова его окликает:

— Райан!

— Чего? — останавливается и поворачивается к мальчишке.

— Хорошо, что ты успел вернуться, а то я бы…

Мышонок не договаривает, скорее всего, сам не знает, что бы он “а то”.

Картинка понемногу складывает воедино. Очевидно, Кесседи отсутствовал и вернулся, как раз когда мы беседовали с Коэном.

— Спи давай, — добродушно усмехается зам Коэна. Улыбка совершенно преображает его лицо, но это длится лишь мгновение. Он вновь становится серьезным и быстро выходит, обойдя нас с Попсом, стоящих на пороге.

— Э-эээ, мне постоять на стреме? — тут же спрашивает Брэд, решив, что у меня к Мышонку какой-то личный разговор.

— Не нужно, — отказываюсь. Нам не о чем вести длительные беседы, да и вообще, по сути, не о чем говорить.

Просто подхожу и вкладываю в ладонь мальчишки тот самый крупный осколок, камня из кулона, который удалось подобрать. Глаза Мышонка вспыхивают, он хочет что-то сказать, но я качаю головой, а затем выхожу из их с Попсом жилища. Брэдли сторонится, пропуская меня, он явно ничего не понял, и хорошо.

В коридоре по-прежнему никого, первая половина дня здесь — сонный час перед бурной ночной деятельностью, и я беспрепятственно добираюсь до своего нового временного пристанища.

Поднимаю штору и встречаюсь с карими глазами.

Райан лежит на своей койке на спине, заложив руки за голову. На меня смотрит так, будто я давно здесь живу: скорее скучающе, чем заинтересованно. Впрочем, чужую куртку на гвозде он не заметить не мог.

Вот, значит, что у меня за сосед — Райан Кесседи. Неожиданно.

— Привет, — говорю, хотя мы виделись несколько минут назад.

Райан хмыкает, видимо, считая приветствие излишним, и укладывается набок.

— Свет, будь добр, не включай, когда я сплю, — говорит буднично, кивая в сторону настенной лампы, расположенной над тумбой между нашими кроватями. Похоже, он привык к частой смене соседей. Тем лучше.

— Без проблем, — отвечаю и прохожу к своей койке, сажусь, снимаю ботинки. Раз у всех днем принят “тихий час”, пора вливаться в коллектив. Спать хочется невероятно.

Выключаю свет и укладываюсь, но стоит закрыть глаза, снова возникает нелепое желание мыть руки. Пару минут даже подумываю, не сходить ли в “ванную”, но пересиливаю себя и лежу неподвижно. С собой и своими поступками нужно примириться.

В “комнате” полутемно, свет проникает только через штору, выполняющую функцию двери.

— Значит, ты убил Здоровяка Сида? — раздается внезапно.

Кесседи, ты же, вроде, неразговорчивый. Вот бы и молчал…

— Убил, — отвечаю сухо.

— Чтобы спасти Мыша?

— Нет, чтобы получить наследство его тетушки, — вдруг вспыхиваю. Долго меня все будут расспрашивать о том, для чего мне понадобилось убивать человека?

Райан хмыкает.

— На его тетушку мне наплевать, а за Мыша спасибо.

Это так неожиданно, что не нахожу, что ответить.

К черту его с благодарностями. Мне бы руки помыть.

Все-таки не выдерживаю. Молча встаю, обуваюсь и плетусь в ванную, где провожу еще четверть часа, оттирая ладони огрызком мыла до тех пор, пока кожа не начинает гореть.

8.