Рука адмирала

Беспризорники забрались на какую то пристройку около котла, где было сухо и жарко, и мигом уснули. Старший рабочий поглядел на их оборванные, грязные лохмотья.

— Вот дожились к чортовой матери. Дети наши, как волчата в лесу, бегают… За Расею стыдно…

— Ну, что ж… Планида, значит, такая. На то и революция! наставительно произнес младший.

— Революция? тихо, но мрачно произнес бородач. Нужна была нам эта революция, как собаке пятая нога… Разве мы до этой проклятущей твоей революции видали такие виды?

Он негодующим жестом показал на спящих у котла мальчиков и злобно рванул дверцу топки.

22. В путь

Митька спал очень беспокойно. Уже часа через два он проснулся и почесал свою взлохмаченную голову. Шарик умильно вильнул ему хвостиком и опять свернулся узлом.

Но Митька уже не мог уснуть — какая то мысль, видимо, сильно тревожила его. Потом он толкнул в бок Ваньку.

— Чего тебе? недовольно проворчал тот.

— А ну очухайся, браток. Поспал в тепле и будя. Нужно дело думать.

— А какое такое дело? зевнул Ванька. Ишь тут как тепло… Я думаю — что если люди не врут, что в пекле жарко — ей Богу, я согласен там квартиру снять… Хорошо, когда все косточки прогреются…

Лицо Митьки было озабоченным.

— Погодь, Вань… Не трепись. А дело то ведь хреновое выходит! Смываться, брат, нам нужно с Севастополя.

— Смываться? А почему это?

— А очень просто. Я тому чекисту поломатому здорово в зубы въехал — аж до сих пор кулак болит. Если он меня теперь где встретит — враз узнает! Он, сволочь, на меня здорово фонарь навел… А потом я ему сдуру, да по злобе, про Малахов курган ляпнул, что это мы его там каменюками гвоздили… И ежли он меня теперя где поймает — аминь — враз дух вышибет.

— Н-да… Он тебе не простит. Я знаю — как ты кому дашь в зубы — могила!.. И в кого только ты такой здоровый чорт уродился?.. Н-да, видно драпать и в самделе нужно. А только куда?

— А в Москву!..

— В Москву-у-у-у? Чего ты там делать будешь? — Как это чего делать? Находиться!

— Но почему тебя чорт в Москву тащит, а не в другое место?

В памяти Митьки мелькнуло веселое лицо Серёжи, который так ласково потрепал его за волосы и дружески прижал к себе. И опять теплое чувство нежности и привязанности поднялось в нем. Но Митя не сказал своему приятелю ни о своем чувстве, ни о желании встретить веселого футболиста, чтобы передать ему порученную тайну.

— Почему, говоришь, в Москву? Да, просто не видал я еще ее. Позырить хочется.

— Да ведь тута скоро виноград доспеет.

— Эва, виноград? А мы смотаемся туда-сюда мигом. Поезда дармовые… Первым классом махнем!..

— Ну что ж. Если тебе уж так приспичило — топаем. Чорт с тобой, а я — парень компанейский. Да и то верно: тот парень, кого мы каменюками причесали, а потом ты ему в зубы дал — он с тебя и взаправду душу вытряхнет, пока до ГПУ доведет… Айда, Митька, на вокзал. Как раз, кажись, утром скорый на Москву идет…

* * *

Приятели поблагодарили кочегаров и вышли из станции. На дворе было еще совсем темно, и только редкие фонари порта освещали мертвые вагоны и стены пакгаузов. Ванька всматривался в груды бочек и мешков и наконец воскликнул:

— Во… То, что нам надо!

— А что?

— А видишь, там что в мешках? Верно, картошка!

— А на что тебе — все равно отсюда никуда не вынесешь!

— Да нам не картошка нужна, а мешки.

— Мешки? А на что?

— Ах ты, тетеря деревенская… Ты, видать, сюда под вагоном приехал?

— Ara.

— Ну, это другое дело… А нам здесь на вокзале нипочем ни под вагон, ни в вагон не влезть — конечная станция — здорово осматривают. Надо на крыше ехать. А ты знаешь — тут коло Севастополя девять тоннелей проехать надо… А там без мешка не проедешь — дым, да искры с паровоза так бьют, что не приведи Бог. Сколько наших, не знаючи, так вот — турманами[37] в рай полетели…

Приятели украли два мешка, перебросили их через высокую каменную стену и пошли в ворота. Заспанный сторож, не видя у них ничего в руках, выпустил их свободно.

Ванька не ошибся. Действительно, у перрона вокзала стоял скорый поезд на Москву. Беспризорники подкрались к поезду с другой стороны перрона. Митька свистнул и поставил руку. Умный Шарик мгновенно вспрыгнул на руку и забрался за пазуху. Приятели незаметно влезли на крышу, укрылись мешками и опять задремали. Скоро паровоз свистнул, и пассажиры первого беспризорного класса поехали в Белокаменную…

23. Концерт

Вагон третьего класса был переполнен. Люди, вплотную прижавшись друг к другу, сидели на нижних скамьях. Над ними на спальных полках. и на полках для багажа — везде виднелись человеческие фигуры. В проходах между скамьями сидели на своих чемоданах и узлах менее удачливые пассажиры. Неясный гул разговоров вторил глухому шуму колес. Скорый поезд «Севастополь-Москва» приближался к Мелитополю.

Как то незаметно в гул разговоров вплелся чистый звонкий детский голосок.

На окраине где то города
Я в убогой семье родилась…

На фоне неясного шума этот голосок пронесся, как звук колокольчика среди отдаленного грома. Разговоры прекратились. Голосок, теперь поддержанный другим более низким голосом, продолжал: