Рука, что впервые держала мою

— Гм, — сказал он снова. — Печатать умеете?

— Да.

— А урезать тексты до нужного объема?

— Да.

— А редактировать?

— Умею.

— Где вы работали раньше?

— Я работала… — Лекси запнулась, — в журнале.

— Гм. — Он бросил листы ей на стол: — Подпишите их, а то затеряются. — Потом переложил бумаги на своем столе, достал из вазочки карандаш, вставил за ухо. — Нечего сидеть сложа руки, милочка, — сказал он с внезапной досадой и замахал на Лекси руками. — Отнесите корректуру. Позвоните Джонсу. Спросите, когда он сдает текст. И узнайте, готов ли кроссворд. А объявления ваши надо набрать. Сегодня нужно сделать работу хотя бы на три дня вперед. И «Сельские заметки» тоже. Живо, живо, у нас ни минуты.

Несколько месяцев Лекси набирала объявления о рождениях, свадьбах, даты жизни, списки родственников покойных, адреса погребальных контор. Научилась добывать материалы у несговорчивого Джонса, успокаивать своего шефа, Эндрю Фуллера, когда для «Сельских заметок» не хватало материала и он выходил из себя, передавать сообщения от миссис Фуллер, в котором часу в Кеннингтоне будет готов ужин. Научилась она и отражать атаки здешних свободных мужчин — а иногда и несвободных. У нее появились верные способы отказывать на приглашение пообедать, выпить пива, сходить в театр. Фуллер был на ее стороне. Не дело это, когда его помощницу отвлекают от работы. «Нечего тут ошиваться! — кричал он на парня, который с надеждой размахивал, стоя в дверях, билетами то ли в театр, то ли на концерт. — Дайте человеку работать!» За Лекси закрепилась репутация надменной недотроги. Один из несостоявшихся ухажеров назвал ее «синим чулком», — и единственный раз за все время Лекси вспылила, наговорила грубостей. В обеденный перерыв она ходила в паб с Фуллером, или с редактором женской рубрики, или с Джимми. Одно время поговаривали, будто у нее роман с Джимми, и Джимми слухов не опровергал; никто из коллег не подозревал, что во время совместных обедов Лекси давала Джимми советы, как вести себя с любимой девушкой, которая была помолвлена с другим. Работа в ежедневной газете, с ее бешеным, изматывающим ритмом, стала для Лекси утешением, спасением — ненасытная машина, в которую знай да подбрасывай; едва окончена работа за день, пора приступать к завтрашней. Ни минуты свободной, ни передышки, некогда расслабиться, подумать — работай, и все. На единственной фотографии тех лет Лекси в песочного цвета юбке, сидя на письменном столе, хмурится, глядя в камеру; волосы коротко острижены, на шее — тот самый кашемировый шарф.

Так могло бы тянуться годами, если бы однажды Лекси, по собственному признанию, не выдала себя. Она как раз отнесла гранки страницы с кроссвордом, а когда возвращалась к себе, в коридоре о чем-то разговаривали трое — заместитель главного редактора, младший редактор и редактор последней полосы.

— Надо бы написать биографический очерк, — говорил редактор последней полосы, — о Гансе Гофмане…

— Кто это? — переспросил Карузерс, заместитель главного редактора.

— Э-э… Кажется…

— Абстрактный экспрессионист, родился в Баварии, — невольно вырвалось у Лекси, — в начале тридцатых годов эмигрировал в США. Не только прославился как художник, но и создал свою школу. Среди его учеников — Ли Краснер, Элен Франкенталер и Рэй Имз.

Все трое уставились на Лекси. Редактор последней полосы встрепенулся, но так и не заговорил.

— Простите, — пробормотала Лекси и пошла прочь, а за спиной услышала слова Карузерса, которого знала только в лицо: «Вот вам и эксперт».

Спустя десять минут ее разыскал редактор последней полосы. Фуллер глянул на него, но от привычного окрика «Нечего тут ошиваться!» воздержался.

— Так, — начал редактор, — вы, я вижу, знаток творчества Гофмана. Галерея Тейт недавно приобрела две его работы. Сможете написать до завтра тысячу слов? Стиль неважен, главное — факты. Я попрошу кого-нибудь из своих ребят переписать.

Очерк пошел в номер без единой правки. За ним последовали статьи о Дэвиде Хокни [21]и его интерпретации Уильяма Хогарта, [22]о новом режиссере Национального театра. Потом редактор женской рубрики попросила Лекси написать о том, почему девушки не идут учиться в художественные училища. Когда статью напечатали, Лекси вызвал к себе Карузерс.

Он сидел, закинув на стол длинные ноги в бордовых носках, и вертел в пальцах линейку.

— Скажите мне вот что, — начал он, когда Лекси уселась напротив, — какую должность вы сейчас занимаете?

— Ассистент отдела объявлений.

— Ассистент отдела объявлений, — протянул Карузерс. — Я и не знал, что есть такая должность. Вы работаете у Эндрю Фуллера?

Лекси кивнула.

— И каковы ваши обязанности?

— Редактирую объявления о рождениях, смертях и браках. Собираю материалы для кроссвордов и «Сельских заметок». Вычитываю страницу «Разное», проверяю материалы для…

— Да-да, — взмахнув линейкой, прервал ее Карузерс. — Похоже, мы вас недооценивали. — Откуда, — Карузерс спустил ноги со стола, сощурился, впился в Лекси взглядом, — вы взялись, мисс Лекси Синклер?

— То есть как — откуда?