Рука для босса

Он думал, что сейчас проблемы рассосутся. Они помирятся и не будут испытывать чувство вины, но как же ошибался. На него смотрел совсем другой человек, чем тот, кого он видел много лет назад. Нет ни доброты в его глазах, ни счастья увидеть его. Только скрытый гнев, злоба и пренебрежение. Больно ударило равнодушие сына по отцу. Однако теперь он был достаточно смирен, потому как не выглядел как бомж или перепитый — мужчина высокого социального положения, пускай и не владелец фирмы, а простой помощник начальницы, но куда это понимать юнцу, который еще не заработал первый рубль?

Дурной мальчишка, воспитанный дурной женщиной.

Почему не боролся за сына?

Когда он сказал, что хочет жить с матерью, когда объявил его ужасным отцом и попросил оградить себя от его влияния… Когда проходил мимо, когда он приходил посмотреть на него, поговорить. Все в прошлом. Люди должны платить за свои ошибки, даже будучи детьми. Нельзя быть таким безмозглым и моральным уродом, даже если тебя так воспитали, если это не твои убеждения. Плохой отец — ладно. И как хотелось треснуть ему, когда вместо счастья и облегчения, когда вместо улыбки, увидел оскал.

Неблагодарный. Несчастливый? Ходит в гимназию, ездит на моря, репетиторы по многим предметам, одежда приличная — чем несчастлив? У него и новый папочка появился.

Гаденыш. Но не мог треснуть. Его отучила жизнь бить наотмашь, потому как это бы не решило проблему. Потому как просто стал бы тем, кем считался для сына.

— Надеюсь, ты не станешь лезть в нашу семью.

— И когда я в нее лез?

— Мама жалуется, что ты ее преследуешь. Хочешь вернуться? Тебе не хватает квартиры? Видно, деньги появились, так приоделся, даже костюм надел, а не тот хлам, — скалился, язвил, выплескивал яд. Обращал внимание людей к себе, а то толпились у выхода из планетария. Мужчина попросил подождать пару минут. Работники кивнули и, выгнав посетителей, прикрыли двери. — Ты даже людьми теперь управляешь.

— Я знал, что ты неблагодарный, но не думал, что твоя мама перестанет заниматься твоими умственными способностями.

— Че?

— Послушай, ребенок. Максим. Мы давно перестали быть семьей, хочешь того или нет, но Елена предала меня, так что сам подумай, кто заслуживает презрение. Мне все равно, что чувствуешь к Елене, а твои выходки терпеть не стану, как и любить. Я обязан выплачивать алименты и делаю это, а любить никто не просит, как и терпеть. И попроси Елену утихомириться и жить с твоим отчимом мирно. Сейчас я счастлив, у меня другая семья. Свои проблемы решай с тем отцом, по крайне мере, ты считаешь его отцом, а меня куском говна. Твое право, потому как тоже был виноват перед тобой, но землю жрать не стану, усек? — он сидел огромной скалой в кресле, смотрел на стоящего ребенка, багровевшего и не знавшего толком, зачем пришел, почему. Возможно, ждал преклонений, мольбы, извинений, но не ответной реакцией, холодной. Не считает за сына. Не считает его кровью. Чужой человек, за которого он отсчитывает по закону деньги. Вот и все. И уже не кусок говна. Смотрит с вызовом, борется за свое счастье и за любовь того, кого любит, а его… Не любит. Не должен. Не обязан.

Ему было чуть больше тринадцати. Он частенько кричал: «Я ребенок», когда творил несусветную хрень, чтобы его жалели. Он кричал: «Я взрослый», когда покупал энергетики. Он говорил: «пап, мам», чтобы родичи были покойны и продолжали приносить дань, добровольно став куклой во взрослых играх.

Мужчина потянулся за кошельком, достал оттуда крупную купюру и сунул ее в руки ребенка:

— Один не гуляй допоздна. На спорт запишись, чтобы в слюнтяя не превратиться. Домой поезжай на такси, остальное — на мороженое, пока. — Чем занимался сын? Чем он жил? Как он жил? Хорошо, ведь и рюкзак дорогой, и школьная форма гимназиста, следов насилия нет. Ему было достаточно смотреть на них через социальные сети, чтобы знать лишь то, что не потревожит его душу и не сделает больней.

Он прощался будто с чужим ребенком, словно пришедшего за милостыней к храму.

Максим ощущал себя падалью. Улыбался, дрожал, ненавидел и не знал, что происходит в его душе и голове.

— Поцелуй меня, — взмолился Аркадий, притягивая к себе женщину. Он ввалился в кабинет и зрел на все безумным взглядом; весь вид говорил, что вот-вот сорвется и сойдет с ума?

— Что случилось? Ты выглядишь плохо. С сыном встречался? — мягкий голос Оксаны топил внутреннее возмущение в мужчине. Он пересек кабинет и оказался подле женщины.

— Поцелуй, — требование, призыв, просьба. И губы слились в горьком поцелуе с привкусом крови, возрождающей благоразумие. — Прости. Я… — порывисто дышал в шею любимой женщины и страдал, пока ее холодная ладонь неспешно гладила по спине, успокаивая его, как ребенка.

— Ну-ну, все хорошо. Я с тобой.

Глава 25 (18+)

Глава 25

— Эй, ты съел почти весь попкорн!

— Фильм был слишком напряженным.