Миссис Верней пожала плечами:
— Она отказывалась от серьезного лечения, но оставлять ее одну в период обострения было опасно. А я единственная, кто мог с ней как-то справляться. Честно говоря, она была просто невыносимой. Однажды я не выдержала и уехала, и именно в тот день она умерла. Я утешаю себя тем, что это был несчастный случай, хотя и не уверена в этом.
— А как все произошло?
— Ну, глупо, конечно, но мы опять поссорились. Из-за Форстера, между прочим. До Вероники наконец стало доходить, что не такой уж он прекраснодушный человек, как ей всегда казалось. Она поделилась со мной своими сомнениями, и я посоветовала ей прогнать его. Но сестра вдруг взбеленилась, начала кричать на меня — как она только меня не называла! Терпение мое лопнуло, и я уехала в Лондон, а Вероника проглотила таблетки, запив их изрядным количеством виски. Прояви я чуть больше выдержки, ей не пришлось бы утешать себя таким способом…
— Вы чувствуете себя виноватой?
Мэри Верней покачала головой:
— Иногда, под настроение. Умом я понимаю, что рано или поздно несчастье должно было случиться, однако я бы предпочла, чтобы Вероника обошлась без моего участия. Но она и тут меня не пощадила — это так типично для нее.
— Вы не были с ней близки?
— По правде говоря, мы не очень любили друг друга. Она завещала мне дом только ради того, чтобы он остался в семье. Я оказалась единственной близкой родственницей с положительным денежным балансом. Но, если честно, у меня нет ни денег, ни желания содержать этот дом. Положить вам еще кролика?
— Нет, больше не могу.
— А кусочек пудинга? Он очень хорош.
— С удовольствием.
Мэри Верней положила ему на тарелку большой кусок пудинга и покрыла его толстым слоем взбитых сливок. Они ненадолго прервали разговор, наслаждаясь десертом.
— А как вы вошли в эту семью? — спросил Аргайл, которому не хотелось признаваться в том, что он читал семейную переписку.
— Очередь дошла до меня? — улыбнулась Мэри Верней. — Хорошо. Моя мать, Мэйбл, считалась в семье паршивой овцой. Она плохо кончила, но, на мой взгляд, прожила гораздо более интересную и яркую жизнь, чем все остальные члены семьи.
Моя мать обладала артистичной натурой — так принято именовать в приличных семьях неуравновешенных, если не сказать невменяемых, родственников. Наверное, поэтому я лучше других понимала Веронику. У меня уже был подобный опыт общения. Моя мать получила хорошее воспитание и должна была унаследовать Уэллер-Хаус — несмотря на многочисленные попытки моей бабушки, в семье не было сыновей. Предполагалось, что Мэйбл найдет себе богатого мужа и будет жить как все. Но Мэйбл заразилась разными передовыми идеями и поехала медсестрой в Испанию, где шла война. Семья была в шоке. Одно дело — сочувствовать безработным и совсем другое — вытирать задницы большевикам. Естественно, ее лишили наследства, и, насколько я знаю, моя мать не возражала. Что до меня, то я появилась на свет, выражаясь казенным языком, при невыясненных обстоятельствах, перед самым началом войны. Когда мать умерла, мне исполнилось только четырнадцать лет, и семья была вынуждена взять надо мной опеку. Я представляла собой малообещающий материал, но они все-таки попытались сделать из меня настоящую леди. Боюсь, что не оправдала их надежд. Вот, собственно, и вся история. Вам не наскучило слушать?
— Боже, нет, конечно. А что было дальше?
— Да все как у всех — вышла замуж, родила детей, развелась. Муж выделил мне хорошее обеспечение.
— Так вы живете на его деньги?
— Да, он оказался порядочным человеком, хоть я и не любила его. С этого момента в моей жизни не происходило ничего интересного. Я переезжала с места на место, потом обосновалась в Лондоне, занималась одним, другим, третьим — но все так, больше от скуки.
— Вы больше не были замужем?
Она покачала головой:
— Не нашлось подходящих кандидатов. Во всяком случае, на роль мужа. Кстати, — неожиданно вспомнила она, — вам звонила Флавия.
— О-о?
— Она хочет встретиться с вами завтра в Лондоне во время ленча.
— Как жаль уезжать — здешняя жизнь начинает мне нравиться.
— Приятно слышать. А вы возвращайтесь. Может быть, и Флавия соберется в наши края?
— Понятия не имею. Но я бы не удивился.
— В таком случае надеюсь, что ваша Флавия — современная девушка и согласится пожить у меня без всяких церемоний. Как насчет кофе?
ГЛАВА 10
Жизнь и время Джеффри Форстера Флавия начала изучать на следующий день после совместного ленча с Аргайлом и Бирнесом. Мэнстед, никогда не упускавший случая бесплатно пообедать или познакомиться с важным человеком, также присутствовал на встрече. Кроме того, он вызвался сопровождать итальянскую гостью во всех ее поездках для того, чтобы придать им официальный статус.