Рука Джотто

— Форстер был знаком с Вероникой в Италии, и когда она прихватила Уччелло, он предложил ей помочь избавиться от картины. Таким образом он завоевал ее расположение, хотя я подозреваю, он извлек из этой дружбы еще и немалое количество денег. Затем связь между ними прервалась на долгие годы. Потом однажды его пригласили в Бельгию привести в порядок частную коллекцию картин. Он справился со своей задачей блестяще. На нашу беду, у него вызвала сомнение картина Поллайоло. Он поднял все документы и, выяснив происхождение картины, скрылся, прихватив бумаги, связанные с ее продажей.

— И что же он обнаружил в этих бумагах?

— То, что продавцом картины была Вероника, а посредником — Уинтертон. Там же было разрешение на вывоз, где было сказано, что картина продана из коллекции Уэллер-Хауса.

— Довольно рискованный способ продавать краденые картины.

— Очевидно, да, раз мы с вами сейчас говорим об этом, — сухо заметила Мэри. — Не мне судить. Но с другой стороны, никаких сведений о прежнем владельце не имелось, и, следовательно, никто не смог бы доказать, что в коллекции Уэллер-Хауса этой картины никогда не было. Тем более что опись картин из коллекции Уэллер-Хауса была недостаточно подробной. К несчастью, Форстер лично составлял опись картин в Уэллере после смерти дяди Годфри и наверняка знал, что картины Поллайоло там не было. Веронике с Уинтертоном просто не повезло.

Смекнув, что дело нечисто, Форстер решил шантажировать их. Он написал Веронике письмо, затем явился к ней и выложил карты на стол: «Привет, помнишь меня? Мы познакомились во Флоренции, где ты украла Уччелло. Рад, что ты не оставила своего хобби. На этот раз Поллайоло? Я могу доказать, у меня есть документы, подтверждающие твою вину. Как ты думаешь: сколько они стоят?»

Сначала он даже не знал, как именно он будет давить на Веронику, но, попав в дом, быстро нашел способ. Он как бы невзначай ронял намеки: то о каких-то услугах, то о деньгах, потом о доме.

— Но ваша кузина присвоила столько чужих картин! Разве ее нельзя было остановить?

— Какой смысл спрашивать об этом у меня? Я могла бы ее остановить, но меня никто не просил. По возвращении из Италии она все рассказала дяде. Тот запаниковал и спросил совета у Уинтертона. Я-то считаю, что нужно было идти в полицию и просить их помочь без шума вернуть картину владельцам. «Простите, на нее опять что-то нашло — знаете, как это бывает». После чего я заперла бы ее на ключ или отправила лечиться к хорошему психиатру.

Но естественно, в нашей семье такого быть не могло. Больше всего на свете они боялись позора. Первым и единственным их побуждением было все скрыть, а Уинтертон поддержал их в этом намерении, сказав, что нет ничего легче. Мне кажется, они даже не понимали, что Вероника совершила настоящее преступление и всех их сделала соучастниками. По их мнению, преступления совершают только хулиганы вроде Гордона Брауна; Бомонты же могут совершить всего лишь опрометчивый поступок. При этом они забрали свою долю от продажи картины.

Ну конечно, тогда никто не думал, что подобная история может повториться. А потом было уже слишком поздно. Когда Вероника развесила на стенах с полдюжины новых «приобретений», а Уинтертон помог избавиться от них, они были вынуждены примириться с «чудачеством» Вероники. Фальшивые родословные картин, продажа краденого, прибыль от продаж — список стал слишком длинным для всего лишь «опрометчивого поступка». Единственной проблемой был Форстер, однако Уинтертон сумел убедить его в том, что он виноват не менее остальных и еще вернее попадет в тюрьму, если хоть кому-нибудь проболтается. Этого было достаточно до тех пор, пока Форстер не узнал, что случай с Поллайоло не единичный инцидент.

Как я уже сказала, Уинтертон заработал много денег на слабости Вероники и начал вкладывать их в легальный бизнес. Здесь он также преуспел, отбирая наиболее богатых и наименее щепетильных клиентов. Он сноб и вор, но отнюдь не дурак.

В отличие от Форстера, который, однажды начав, так и не смог остановиться. Он зашел слишком далеко, попросив у Вероники сначала дом, а затем все остальное. Зная о ее болезни, он уже видел себя лордом Уэллером. Ему всегда всего было мало. Вероника имела психические отклонения, но не была сумасшедшей. Он неосторожно задел ее фамильную гордость — единственное, чем она не могла поступиться. Она была твердо намерена оставить поместье в семье, даже если бы оно досталось мне.

Услышав, что Форстер хочет Уэллер, Вероника встала на дыбы и сказала, что он может идти в полицию. Форстер пригрозил, что так и сделает. Вероника приняла большую дозу таблеток, считая самоубийство единственной возможностью остановить его. Это одна версия.

— А другая?

— Вероника приняла решение сознаться во всем полиции и обвинить Форстера в шантаже. Узнав об этом, Форстер ее убил.

— Такое могло быть?

Мэри пожала плечами:

— Не знаю. Все это сильно смахивает на мелодраму в викторианском духе.

— Почему в таком случае вы вытащили на свет всю эту историю? Ведь это вы подсказали Марии Фанселли написать письмо?