Рука Джотто

– Мне нравится ваша невеста, – решительно заявила Мэри, как только они остались одни. – Держитесь за нее.

Они перешагнули покосившийся низенький заборчик и вышли в поле.

– Я стараюсь, – ответил Джонатан. – А куда мы идем?

– Это земли Уэллера. Вон та тропинка ведет к парадному входу в дом. Местами она заболочена. А если идти по этой, то попадешь вон в тот подлесок. Кто-то из членов семьи пытался разводить там фазанов, но ему быстро наскучило это занятие. Птицы и сейчас любят там гнездиться. Хорошая у них жизнь – никто не беспокоит, и место чудесное.

– Пойдемте здесь, – предложил Аргайл. – А почему вы не продаете Уэллер, если с ним столько проблем? Ведь наверняка какие-то деньги останутся даже после уплаты налогов?

– После уплаты налогов – да. А вот после уплаты долгов уже ничего не будет. Я кое-как перебиваюсь исключительно благодаря доброму отношению управляющего банком. Дядя Годфри не желал мириться с бедностью и брал в банке большие ссуды, обеспеченные предполагаемыми доходами.

– Какими доходами?

– Во время войны на территории поместья размещалась авиабаза. Он рассчитывал получить компенсацию за причиненный ущерб, но, разумеется, ничего не получил. Теперь там расположена американская база. Когда ее закроют, я попытаюсь отсудить свои земли обратно.

– Неужели такое возможно?

– Сомневаюсь, но это я говорю только вам. Главное – убедить в вероятности такого исхода служащих банка. Тогда я смогла бы взять заем.

– Как дядя Годфри?

– Да, как дядя Годфри. Вам, наверное, кажется ужасно безответственным брать деньги взаймы, зная, что никогда их не вернешь. Но черт побери, для чего тогда существуют банки?

Они пересекли небольшую поляну – всего в дюжину ярдов шириной и собирались обойти вулканообразную кучу садового мусора, приготовленного для сжигания, когда Аргайл уловил слабый запах гари, смешанный с влажными испарениями от земли после прошедшего ночью дождя. Они подошли ближе, и Аргайл замер в немом изумлении. Запах гари исходил от большой стопки наполовину сгоревших папок с бумагами. Аргайл прочитал уцелевшее название обгоревшей папки из старой манильской бумаги: «Корреспонденция за 1982 год». Он также разглядел обрывок письма, отправленного с Бонд-стрит, и остатки какого-то счета.

Джонатан и Мэри молча смотрели друг на друга, потом Джонатан сказал:

– Ну вот вам и разгадка пропавших документов.

– Да, – откликнулась Мэри, засовывая руки в карманы. – Вот и разгадка.

Аргайл наклонился ниже, принюхался и сообщил:

– Пахнет то ли бензином, то ли парафином. Какая вчера была погода?

– Утром накрапывал дождь, к полудню перестал, вечером начался опять и уже не прекращался до самого утра.

Джонатан пожал плечами:

– Тем, кто это сделал, пришлось изрядно потрудиться. Представляете, сколько времени это у них заняло: перетаскать сюда из дома все папки, сложить их штабелем, поджечь, дождаться, пока все сгорит, и потом разбросать костер? Я думаю, у них ушло на это немало времени. Вот только зачем?

– Вопрос риторический, или у вас есть предположения?

– Я вижу только одно: уничтожена значительная часть улик против Форстера. Идемте. Нам нужно вернуться и разыскать инспектора Уилсона.

Флавия стояла в холле и, засунув руки в карманы, задумчиво смотрела на лестницу, когда позади нее раздалось возмущенное покашливание.

Она обернулась и извинилась за вторжение без стука; по правде говоря, она напрочь забыла о существовании вдовы Форстера. Позже она поняла, что это была не только ее оплошность: большинство людей помнило о существовании Джессики только до тех пор, пока она была рядом. В сознании Флавии невольно всплыло слово «мышка», и как она ни пыталась избавиться от этой уничижительной характеристики, слово застряло у нее в голове и напоминало о себе на протяжении всего разговора.

Миссис Форстер была моложе своего мужа на добрый десяток лет, если не больше. В ней не было ни капли той самоуверенности и надменности, которыми отличался ее муж. У женщины было лицо безвинной страдалицы и ханжи, о чем свидетельствовали плотно сжатые губы и опущенный подбородок. Кроме того, она ужасно нервничала и пребывала в сильной депрессии – впрочем, в подобных обстоятельствах это вполне объяснимо, великодушно решила Флавия. Джессика все время теребила край платья, запиналась, дрожала, и Флавия вдруг почувствовала, что заражается ее состоянием. Разговорить женщину оказалось непросто.

Первым делом Флавия выразила свои соболезнования в связи с кончиной мистера Форстера и получила ответ:

– Это был шок, я до сих пор не могу поверить в случившееся.

– Не знаю, могу ли я спрашивать…

– Вы хотите допросить меня? Я уже все рассказала полиции.

Флавия поспешила заверить, что ей нужно совсем другое.

– А кто вы?

Флавия объяснила и поинтересовалась:

– Что вам сказали в полиции?

– Ничего, они только спрашивали. Это было ужасно. Они вели себя так, словно меня это все не касается.