Рука герцога

— Манфред! Сколько у нас под копьем, с учетом разъездов?

— Два десятка, ваша милость! — отрапортовал крепкий бородач, на которого крепили кирасу поверх кольчуги. — К обеду вернется десятка Гюнтера и к вечеру — десятка Альфреда.

— А этих сколько?

— Навскидку десятка три будет, ваша милость!

— Кончай "милостить" Манфред! Перед кем рисуешься? Или мне к тебе тоже "фон Йодль" обращаться?

— Есть такая штука, Гетц, правила должного поведения! Никогда не слышал?

— Что-то я не помню, что ты эту штуку использовал, когда мне в морду лез на втором бочонке пива! — хохотнул фон Вольфсбург.

— Она применяется к месту, ваша милость! Коим не является трапезная после столь обильного угощения!

Так вот зубоскаля перед боем, воины, тяжело двигаясь в доспехах, пошли к выходу. Дознаватели отправились вслед за ними. Помочь они, понятно, ничем не могли, но могли наблюдать, раз уж выезд из замка стал для них невозможен.

Еще минут десять в лагере царила возбужденная суета. При этом, надо заметить, возбуждение было радостным, словно у компании выпивох, которым пообещали поставить выпивку и накрыть столы с закуской. Судя по всем воины фон Вольфсбурга свое дело любили и бой, даже с несколько превышающих их числом противником, никого из них не пугал. Что, если подумать, было естественно, ведь в дружине герцога собрались матерые вояки, многие, как и их командир, в недавнем — рыцари-разбойники. Мерино на короткий миг вспомнил суету другого рода — испуганную, полную бестолковых метаний и атмосферы едва сдерживаемого страха, которая накрывала его кандотту перед боем. И поразился разнице.

Спустя десять минут, которые дознаватели простояли в сторонке, чтобы не мешать, дружина владетеля — люди и кони, закованные в тяжелую броню — была построена. Герцог с гордостью оглядел своих воинов, что-то каркнул на местном наречии, вероятнее всего "Убьем их всех!", на что риттеры ответили разрозненным, но воодушевленным воплем, после чего стали выезжать за стены замка.

Фон Вольфсбург же направил своего жеребца к дознавателям.

— Замок не покидайте. Здесь остается два десятка пехоты с мушкетами. — сообщил он, приблизившись. — Этого достаточно, если фон Угель замыслил какую-нибудь каверзу. Но — вряд ли. Однако все же будьте осторожны, на сегодня, вы мой самый ценный ресурс.

Герцог подмигнул и опустил забрало. Оно было выполнено в виде скалящейся волчьей пасти и вместе со шлемом, украшенным в задней его части куском серой, слегка облезлой уже шкуры, образовывало цельный ансамбль — волчью же голову. Конь герцога, могучий тяжеловоз черного окраса, взял с места медленно, словно блюдя достоинство своего седока и влился в компанию себе подобных, выезжающих из замка. Раздалось несколько глухих приказов и дружина, вне зависимости от численности называемая "Волчьей сотней" неспешно направилась к лесу. Из которого уже выезжали, поблескивая солнцем на доспехах, и строились в боевые порядки соседи Вольфсбурга.

— Интересно тут люди живут! — протянул Мерино с усмешкой. — Турниры каждую неделю. А ты говорил — провинция!

Бельк, ничего такого никогда не говоривший, хмыкнул и предложил:

— Пойдем на стену.

В предложении северянина был существенный резон: с крепостной стены замка, сколь бы невысокой и маловнушительной она не была, смотреть на стычку рыцарей было сподручнее. Дознаватели забрались на нее, устроились со всеми возможными удобствами и принялись наблюдать. Словно и в самом деле были зрителями на рыцарском турнире, разве что торговцев калеными орешками и пивом не хватало.

"Волчья сотня", в которой сегодня насчитывалось около двадцати всадников, скакала уже в форме построения, напоминающей клин, направленный острием на противника. Возглавлял атаку сам герцог, что вызвало у Мерино всплеск удивления и чего-то похожего на уважение, — все-таки идущих в бой во главе своих воинов представителей высшего дворянства Империи, к коему принадлежал Гетц фон Вольфсбург, ему прежде видеть не доводилось. И пусть герцог и стал оным представителем лишь несколько месяцев назад, это все равно заслуживало уважения.

Противник тоже начал движение — рыцари фон Угеля тронули лошадей легкой рысью. Их было больше на треть и избранное ими построение походило на боевой молот с суженным на ударном конце наконечником. Чуть замешкавшись в начале, этот молот постепенно набирал скорость, грозя снести клин фон Вольфсбурга. Когда же между сближающимися отрядами осталось около сотни метров, риттеры герцога слаженно опустили длинные копья и пустили коней в галоп. А затем, уже практически перед самым столкновением, буквально за три-четыре удара сердца, завыли волчьими голосами.