Читаем Рука Москвы - записки начальника советской разведки полностью

Темна иранская политика, грани дозволенного в ней расплывчаты, ложь не считается грехом, взятие заложников и убийство входят в набор допустимых приемов, крови шииты не боятся. На кого возведена напраслина - то ли на Колахи, то ли на Рафсанджани - история, видимо, никогда не рассудит. Бехешти ушел в иной мир, Колахи исчез, Рафсанджани правит страной. Не погибни Бехешти, пожалуй, на свете не стало бы Рафсанджани.

Наша работа продолжалась, несмотря на воздушные тревоги, стрельбу в городе, взрывы, угрозы нападения на посольство.

В Москве действовала специальная комиссия Политбюро ЦК по Ирану во главе с Л. И. Брежневым. В нее входили Ю. В. Андропов, Б. Н. Пономарев, Д. Ф. Устинов. Более полномочного органа в Советском Союзе быть не могло. Комиссия нуждалась в информации.

Каждый день проводились встречи с источниками. В кромешной тьме кто-то из работников выходил в замерший город, ехал по пустынным улицам, шел пешком, отыскивал заветную дверь, за которой его ждал наш помощник, или же поднимал в условном месте какой-то бросовый предмет - смятую сигаретную упаковку, старый молочный пакет - и извлекал оттуда предназначенное для него сообщение. Надо было не только убедиться в отсутствии наблюдения, но и не попасть на глаза патрулям стражей исламской революции или исламских комитетов. Время было такое, что патрули стреляли и лишь потом спрашивали: "Кто идет?"

Очень хорошо проявили себя в этих условиях работавшие в резидентуре армянин, азербайджанец, узбек и туркмен - умелые, самоотверженные, преданные нашему делу люди. Они одевались, как местные жители, говорили на их языке, полностью сливались с толпой. (Один из них, Давлат, в дальнейшем работал в Афганистане. Афганская армия в то время пополнялась методом "отлова": солдаты внезапно оцепляли какой-то район и насильно забирали всех мужчин призывного возраста. Давлат дважды становился жертвой "отлова", доставлялся на призывной пункт и лишь благодаря вмешательству официальных советских представителей не оказывался на передовой с автоматом в руках. Давлат мог бы стать прекрасным нелегалом.) Что ни вечер, кто-то из моих товарищей работал в городе. Человек уходит один, время его возвращения рассчитано, отработаны условности, с помощью которых он должен сообщить резиденту об исходе операции. Это может быть, к примеру, телефонный звонок его жены своей приятельнице в посольство на заранее оговоренную тему.

Хорошо, когда работаешь сам, когда чувствуешь ответственность только за самого себя и полагаешься на свой опыт, свою голову. Ответственность за товарищей - это тяжелейшее бремя, и нет средства отвлечься от постоянного беспокойства за того, кто сейчас в городе. Проходит обусловленное время, сигнала о благополучном завершении операции нет - беспокойство нарастает, мешает читать, думать, разговаривать. Мне неизвестно более напряженное состояние, чем ожидание возвращения своего товарища с операции.

Наши операции не всегда завершались удачно. Мой заместитель Владимир Г. установил и развивает контакт с иностранным бизнесменом. Поступающая информация существенного интереса не представляет, но наша служба приучена смотреть в будущее. Иностранец молод, хорошо образован, стремится заработать, не уклоняется от контакта с советским человеком и явно заинтересован в том, чтобы этот контакт оставался конфиденциальным. Отношения, по нашей оценке, складываются удовлетворительно, и есть надежда приобрести помощника, который может быть полезен службе на долгие годы и в других регионах. Мы не спешим. Каждая встреча анализируется, в беседы вводятся проверочные элементы, создаются как бы случайные проверочные ситуации. Знакомый Владимира чист, хотя до установления с ним нужных отношений потребуются еще проверки.

Вечером Владимир уходит на встречу. Он должен быть дома в десять. Его нет в одиннадцать, в двенадцать, но начинать поиск по разработанной схеме еще рано. Надо подождать, сдержать терзающую душу тревогу, спокойно посоветоваться с коллегами.

Ночью является Владимир. По его лицу видно, что произошла беда, но главное - он жив, не ранен, не избит, не арестован. Рассказывает: обстановка в районе дома, куда он направлялся, была спокойной, хотя в начале переулка он заметил молодого человека, чей вид вызвал у него некоторое подозрение. (Надо сказать, что сотрудники наружного наблюдения, "растворяющиеся" в толпе, уверенно чувствующие себя за рулем автомашины, часто приобретают неестественную манеру поведения, оказавшись в пустынном месте. Они импровизируют, и не всегда удачно. Их выдает внутреннее напряжение.) Владимир решил тем не менее следовать к своему другу. Люди, представившиеся затем сотрудниками исламского комитета, ворвались в дом, захватили обоих собеседников и доставили Владимира в протокольный отдел МИДа. После того как его личность была установлена, отпустили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное