Рука Оберона

Рэндом двинулся по периметру площадки, на которой светился Путь – дальше, вправо, туда, откуда доносился тот самый запах. Я снова сунул меч в ножны и приготовился спрыгнуть на землю, но Ганелон подъехал ближе и сжал мое плечо.

– Я вполне могу и сам… – начал было я, однако он беспокоился не обо мне.

– Корвин, там, примерно на середине Пути, что-то явно не в порядке. И эта штука выглядит так, будто не имеет ни малейшего отношения…

– Где? Какая штука?

Он показал, и я внимательно присмотрелся. Да, там действительно виднелся какой-то совершенно посторонний предмет. Палка? Камень? Скомканная бумага? С такого расстояния определить было невозможно.

– Теперь вижу, – сказал я.

Мы оба спешились и пошли к Рэндому, который к тому времени уже сидел на корточках у самого края и изучал потемневший сектор площадки.

– Ганелон заметил там какую-то штуковину, примерно на середине, – сказал я.

Рэндом кивнул:

– Я тоже ее заметил и как раз пытался определить, как бы мне получше к ней подобраться. Меня вовсе не привлекает прогулка по нарушенному Пути. С другой стороны, и через почерневший участок идти опасно… Ты-то что на сей предмет думаешь?

– Во-первых, даже если Путь и нарушен, чтобы пройти по нему, всегда требуется некоторое время, – сказал я. – Особенно если сопротивление там примерно такое же, как и в Амбере. Во-вторых, нас всегда учили, что сбиться с Пути – значит погибнуть, а это пятно вполне может заставить сойти с Пути даже меня. А если пойти прямиком через потемневший сектор, то – и здесь ты прав – это может привлечь внимание наших врагов. Так что…

– Так что ни один из вас никуда не пойдет, – вмешался Ганелон. – Это сделаю я.

И он, не ожидая ответа, с разбегу прыгнул на черный сектор, стремительно пролетел по нему до самого центра, довольно долго, как нам показалось, возился там, наконец подобрал интересующий нас предмет, развернулся и устремился назад.

Через несколько секунд он стоял перед нами.

– Зачем же было так рисковать? – произнес Рэндом с укором.

Ганелон кивнул, признавая его правоту, однако возразил:

– Но ведь вы оба до сих пор спорили бы, если б я не рискнул. – Он протянул нам подобранный предмет. – Итак, что вы скажете теперь?

Это был кинжал с надетой на острие игральной картой, испачканной кровью. Я взял у него и кинжал, и карту.

– Похоже на карту из нашей фамильной колоды, – проговорил Рэндом.

Я кивнул и снял карту с острия клинка; потом расправил смятые и порванные уголки. Человек, на которого я сейчас смотрел, был мне отчасти знаком – что само собой подразумевало, конечно, что отчасти он мне был и совершенно чужой. Светлые прямые волосы, чуть резковатые черты лица, легкая улыбка на губах, – не слишком крепкого сложения…

Я покачал головой:

– Я его не знаю…

– Дай-ка мне посмотреть.

Рэндом взял у меня карту, глянул на нее и нахмурился.

– Нет, – сказал он, помолчав. – Я, пожалуй, тоже его не знаю. Хотя почти уверен, что должен был бы знать, но… Нет.

И тут лошади снова жалобно заржали, только гораздо более громко. Мы как-то позабыли чуть свернуть, чтобы выяснить причину их беспокойства, но тут «причина» сама решила явиться пред нами.

– О черт! – воскликнул Рэндом.

Я был с ним вполне согласен.

Ганелон трубно прочистил глотку и выставил вперед свой клинок.

– Кто-нибудь знает, что это такое? – тихо спросил он.

Сперва мне показалось, что чудовище, выползшее из пещеры, больше всего похоже на змея или дракона: оно извивалось, и у него был длинный толстый хвост весьма угрожающего вида. Тварь передвигалась с помощью четырех мощных и широких лап, довольно коротких, однако снабженных длиннющими острыми когтями. Узкая голова чудовища заканчивалась клювом, и тварь покачивала ею из стороны в сторону, медленно приближаясь к нам и показывая то один свой бледно-голубой глаз, то другой. Большие кожистые, багряного оттенка крылья были сложены вдоль спины. Ни шерсти, ни перьев мы не заметили, однако на груди, на плечах, вдоль хребта и хвоста чудовище было покрыто пластинами чешуи. От острого как штык клюва до кончика извивающегося хвоста в нем было немногим более трех метров. Двигаясь, оно издавало слабый звон, и я заметил, как на шее у него вспыхнуло что-то яркое.

– Наиболее близким к этому чудовищу животным, – заговорил наконец Рэндом, – мне представляется геральдический зверь грифон. Только этот почему-то плешивый и какой-то красный.

– Да, птичка определенно не с нашего герба, – прибавил я, поднимая Грейсвандир и покачивая его острием на уровне грифоновой башки.

Грифон высунул красный раздвоенный язык, на несколько дюймов приподнял крылья и снова их опустил. Когда его голова наклонялась вправо, хвост двигался влево, и наоборот; в итоге эти покачивания производили на зрителей почти гипнотический эффект.

Грифон, казалось, куда больше интересовался лошадьми, чем нами, ибо направился прямехонько к коновязи, где наши кони дрожали и переступали ногами от волнения. Я мгновенно вклинился между ними.

И тут грифон встал на дыбы.