Рука Одиночества

– Они говорят: справедливость, – статуи начали новый период. – Слабые духом, жадные, бесстыжие. Отнять и разделить – вот их философия. Для чего? Кто, как не злодей, может решиться на уничтожение прекрасной композиции удовольствий, которая доступна избранным. Мы должны радоваться за них. Радоваться, а не завидовать. Мы – служители. Мы благословенные рабочие, которые трудятся, чтобы красота не угасла, чтобы удовольствие продолжалось. Ради этого мы вырвались из пещер, темных веков, войн, эпидемий и голода. Все это мы пережили, лелея светлую надежду на то, что удовольствие будет вечно. Не для всех! Но что за мир, в котором каждый прохлаждается? Сознание и воля! Я понимаю, ты понимаешь, он понимает, мы понимаем, что роль у каждого своя. Трудись, не завидуй, не будь врагом удовольствия. Не дели малое!

– Не дели малое! – вновь вспыхнула толпа.

– Вот сволочь, – воскликнул Никас.

– Нечего на это глазеть, – Альфа успел пройти вперед, но вернулся.

– Ну, ты видал какая сволочь? Не дели ему малое…

– Пойдем, на нас начинают глазеть. Не вмешивайся.

– От задницы своей кусок отрежь, скотина! – крикнул Никас поверх голов. – На десять таких площадей хватит! А вы! Чего вы их слушаете?! Распилите этих подонков лобзиками! Точно на всех хватит! Я это гарантирую!

– Извините, – Альфа взял его под локоть, кивая обернувшимся.

Они прошли через толпу и снова спустились в тоннель.

– Ну что ты как маленький? – недовольно спросил Альфа. – Идея как идея. Вполне себе среди прочих.

– Не дели малое? Это идея?

– Почему бы и нет? Ты бывал в странах, где мешок крупы – несметное сокровище, годовой бюджет деревни. И почему-то там ты не повышал голос, а шел в отель и кушал креветок.

Никас смешался.

– Казуистика, – сказал он через несколько секунд. – Ты меня обвиняешь в том, что я один не могу сделать мир лучше. И вообще, тебе значит критиковать общество можно, а мне нельзя? Орать, отрывать руки.

– Именно так. Мне можно, тебе – нельзя. Я – Альфа, ты – Омега.

– А Клейтон тогда кто? Он разбил тебе скулу.

– Ох, и подлый из тебя спарринг-партнер, – вздохнул прим. – Я просто развлекался, Никас. А ты всерьез разоряешься перед толпой сущностей. Они не умеют размышлять, ты их только разозлишь, предлагая перспективу. Расслабься. В любом случае мы здесь не для того, чтобы разводить кухонную аппозицию Потребительству.

Аркас промолчал.

Обстановка тем временем потеряла всякую изысканность. Отделка стиралась, становилась однородной, тускнела. Стала жирной и маслянистой, густые потеки покрывали ее как грязную кастрюлю. Вокруг бегали какие-то неприятные существа, похожие на толстых плешивых крыс.

– Жир, жир, жир-жир, – пищали они, шмыгая под ногами.

Никас брезгливо их сторонился, стараясь не растоптать.

Ответвления становились все менее заманчивыми. Жир забивал их бляшками, словно тромбы – сосуды свиньи. В конце различимы были только содрогающиеся силуэты. Оживленный говор и смех людей, музыка и шум прибоя, сменился тихим, едва уловим чавканьем.

Немногим позже труба превратилась в широкую нору; слежавшееся барахло было ее стенами. Смердело гниющей едой. Тот тут, то там свешивались пучки чего-то неузнаваемого под слоем комковатой слизи. Занятные произведения искусства тлели, раздробленные и скатанные друг с другом. Из массы выглядывали стены особняков. Под ногами чавкал настил из ветхого тряпья и разноцветной бумаги.

Все медленно превращалось в однородную серую массу.

В жир.

– Так это и происходит, – прокомментировал Альфа. – Королевство Жира. Органического и ментального. Сначала стремление к достатку оправдывается эстетическими потребностями. Комфортом. Достойной жизнью. Но приводит к этому. Увеличивающийся порог наслаждения, бездумное накопление, страх потери, паранойя, развращенность. Чтобы сострадать, нужно самому чувствовать боль. Чувства – инструмент выживания, они помогают адаптироваться в условиях постоянной конкуренции. Даже любовь и другие поэтические мотивы. В условиях избыточного ресурса, они становятся ненужными, их заменяют простые реакции. Человек чувствует только подсознательную обиду на мир, который сказал, что его колоссальный достаток – излишество. Что это плохо, так быть не должно. Он чувствует враждебность человечества, и свою вину, ведь совесть умирает не сразу. Это держит его в напряжении, пока избирательная логика строит оборонные рубежи от оставшейся порядочности. Он оказывается за этими стенами. Потерявший связь с миром, который породил его. И тщетно пытается заполнить пустоту этой гнилью, которую ты видишь, Никас. Это некроз души. Гибель человечности.

Аркас, внимательно выслушал этот период.

– Как-то это слишком уж категорично, – заметил он. – А как же разделенный хлеб? Где-то среди этой грязи должно быть упоминание о добрых делах.

– Упоминания найдутся. Есть ли у тебя лопата?

– Понятно. И все же…

– Плохое запоминается лучше. Особенно когда хорошего нет.

– Это очередное преувеличение – не сдавался Никас.