Рука Сфинкса

– Я бы не назвал это сальностью. Это искусный этюд с обнаженной. Пойми, она достигла глубин отчаяния, когда встретила художника, который, как я убежден, не стремился ею воспользоваться. Я думаю, он видел в ней только модель, а не…

– Нет-нет, я хотела сказать «засаленная». То есть грязная.

– А-а. Да. Слой краски немного испорчен белым кромом и снегом.

– Надо бы почистить.

– Я не могу сунуть ее под воду и потереть щеткой. От этого рисунок сотрется.

– А он вам очень дорог.

– Да. – Он со стоической улыбкой протянул руку, и Волета вернула ему картину. – Что-нибудь еще?

Теперь настал ее черед смущаться.

– Ирен говорит, Шелковый риф полон пауков и медведей и никто туда не ходит.

– И ты переживаешь, – заключил он.

– Нет! Я никогда раньше не видела медведя, – возразила она с горящими от волнения глазами. – Я хотела узнать, собираемся ли мы поглядеть на медведей.

Сенлин рассмеялся – отчасти над собой, отчасти над ее неуемной страстью к приключениям. Лишь несколько часов назад они скрестили клинки с абордажной командой, а у Волеты уже на уме медведи.

– Не хочу тебя разочаровывать, но мне не верится, что в Шелковых садах есть медведи. Но есть пауки, их вывели ради шелка, который они производят, и есть паукоеды…

– Что такое паукоед? – перебила Волета, чье разочарование по поводу медведей смягчилось благодаря любопытству к новому существу.

– Если верить написанному, – сказал Сенлин, поднимая том, которым недавно лупил об стол, – они похожи на муравьедов. Паукоеды должны были питаться пауками, чтобы те не заполонили весь парк. Но не спеши с выводами, Волета. Ты останешься на корабле, пока я навещу Люка Марата.

– Ну конечно! – Волета наклонилась к столу и одарила капитана своим самым благоразумным взглядом. – Я потому и попросила их описать, ведь сама ничего не увижу. Только вот это место называется садом. Я не видела садов уже…

Она замолчала, подсчитывая месяцы, которые провела в тюрьме своей старой гримерки. В Новом Вавилоне не росло ничего зеленого. Иногда мужчины за большие деньги импортировали розы или другие цветы, чтобы приманить девушек. Она, в свой черед, получила немало букетов, в том числе очень дорогих, которые посылали богатые джентльмены, желающие выкупить ее у Родиона. Она привыкла наслаждаться увяданием цветов, потому что знала: вместе с ними увядают и надежды этих джентльменов.

– А деревья? – спросила Волета, когда к ней вернулся голос.

– Там много деревьев. На целый лес хватит.

– Пожалуйста, расскажите мне о них.

Сенлин не мог не заразиться ее энтузиазмом.

– Там растет только одна разновидность деревьев – фарфорники. Они белые, как мел, хрупкие, как чайные чашки, и без листьев. Своего рода пещерные деревья. Разве это не интересно? Я и не знал, что такие растения существуют. – Он принялся быстро листать книги. – Я нашел рисунок, изображающий такое дерево. Не очень-то хороший, но… – Он неуклюже взялся за «Нравы и тропы», и книга, выпав из рук, шлепнулась на стол страницами вниз. Когда Сенлин ее снова поднял, изнутри вывалился сложенный листок бумаги и плавно опустился на пол.

Волета подняла его и развернула.

– Кажется, вы все правильно делали, капитан. Иногда правду приходится выбивать, – сказала она, с ухмылкой переведя взгляд с листочка на Сенлина. – Это карта.

– Не глупи, Волета. Дай взгляну, – сказал он, терзаемый сомнениями.

Но хватило взгляда, чтобы убедиться в ее правоте. Роза ветров и легенда в уголке; змеящиеся тропки и небольшие водоемы, заполненные изящными маленькими волнами. В центре всех путей была картинка, напоминающая птичью клетку. Под ней стояла миниатюрная подпись: «Золотой зоопарк».

Сенлин держал в дрожащих руках карту, которая могла привести его к жене.

Глава вторая

Цивилизация появилась на свет, когда два наших предка столкнулись у входа в пещеру и то ли один троглодит, то ли другой произнес бессмертную фразу: «Нет-нет, я настаиваю – после вас».

Нравы и тропы Шелковых садов, автор неизвестен

Портовые огни проступали на затененном лике Башни, словно светящиеся глаза посреди болота. Сотни желтых, белых, зеленых фонарей то мерцали, то горели ровно, намекая на сокрытые во тьме чудовищные силы. Портовые огни как будто наблюдали за «Облаком», вычисляя, стоит ли этот раненый воробей усилий, которые требовались, чтобы выплыть из сумрака и схватить его на лету.

Стоя в одиночестве на квартердеке, Эдит глядела на чудовищную трясину из камня и богатства и чувствовала, что кое-кто задолжал ей извинение. Сперва Башня отняла остатки ее юношеского задора, потом руку, затем свободу, а теперь подкрадывалась, намереваясь забрать еще и корабль. Сколько бы Эдит ей ни отдала, Башня все не могла насытиться.