Рука Сфинкса

– Картина Огьера с тобой или ты оставил ее на корабле? – Сфинкс начал двигаться взад-вперед по комнате. Его беспокойная «ходьба» действовала на нервы, но все-таки выглядела захватывающе. Сенлин предположил, что у Сфинкса миниатюрные ступни или жеманная походка; так или иначе, двигался он очень плавно.

– Вы имеете в виду «Девочку с бумажным корабликом»? Да, она со мной.

– Поищи цифру в правом нижнем углу картины.

Сомневаясь, что он мог упустить такую деталь, Сенлин развернул картину и изучил искомое место. К его огорчению, посреди мазков кисти и впрямь обнаружилась спрятанная цифра.

– Только поглядите… кажется, это тройка. Что она означает?

– Серийный номер. Всего их шестьдесят четыре штуки. По одной на каждый кольцевой удел. Это подарки Зодчего.

Сенлин вспомнил, как когда-то считал количество кольцевых уделов величайшей загадкой из всех. Теперь он узнал ответ на этот вопрос, но воспринял его с весьма слабым интересом.

– Кто такой Зодчий? Архитектор Башни? Ее строитель?

– Он бы никогда не назвал себя таковым. Большую часть того, что лежит внизу, построили ходы. А что касается архитекторов, их были тысячи, и десятки тысяч прочих мастеров и ремесленников. Зодчий считал себя кем-то вроде бригадира. – Сфинкс остановился под сенью иссохшего ясеня; свет из линзы, иссеченный листьями на узкие лучи, рисовал на его черном одеянии своеобразную галактику.

От количества пришедших в голову вопросов относительно того, что двигало Зодчим и почему он создал для человечества такое высокое обиталище, сложив уделы штабелем, Сенлин почувствовал себя инквизитором, но вместе с тем он не сомневался, что терпение Сфинкса имеет пределы, – и к тому же были другие, более конкретные вопросы, которые требовали ответа.

– Почему столько людей подделывают эту картину?

– В каком смысле?

– Я видел пять копий, запертых в клетке в Золотом зоопарке. И был еще Огьер – или самозванец, называвший себя Огьером, обезумевший от попыток воссоздать картину по памяти и эскизам.

– Пять, пять, пять… – пробормотал Сфинкс. – Уже пять.

– Возможно, самозванец нарисовал для него копии, – предположил Сенлин.

Ему показалось интересным, что Сфинкс так расстроился, узнав, сколько экземпляров картины есть у Марата. Это, по крайней мере, подтверждало подозрения Сенлина о том, что он обладает информацией, ценной для Сфинкса.

– Нет, я уверен, это не подделки. И даже не копии. Хотя они очень похожи, они совершенно уникальны; они являются частью серии. – Сфинкс вышел из звездного света и вернулся к огню.

– И на всех изображена девочка? В этом есть что-то маниакальное. И я не понимаю, почему все так стремятся обладать этими картинами. Есть ведь более великие произведения искусства, из-за которых можно препираться, – сказал Сенлин, отодвигаясь в сторону, чтобы освободить место у камина для этого странного человека, похожего на знак препинания.

– В основе отношения к этим картинам лежит всеобщая договоренность, потому-то люди и воспринимают их небезразлично. Поначалу Зодчий встречался с каждым, кто к нему приходил, выслушивал каждую жалобу и просьбу – он был довольно общительным, в особенности когда впал в маразм, – но это было просто неосуществимо. Людей оказалось слишком много, чтобы держать двери открытыми. Уже тогда существовали те, кто причинил бы ему вред, дай только возможность. Так и появились картины. Зодчий выдал каждому уделу по одной – с наказом, что только человек с картиной сможет с ним встретиться. Они были чем-то вроде символа.

– И их нельзя было подделать?

– Нет. Таков гений Огьера и гениальная задумка, лежащая в основе серии. Они абсолютно незаменимы и неповторимы.

– Ну, я удивлен, что он не предвидел последствий собственной скупости в раздаче пропусков политически влиятельным людям и волшебникам от науки. Конечно, люди вроде комиссара Паунда забрали картины себе. Разве Зодчий не понимал, что он узаконивает – если не делает совершенно необходимым – правление тиранов?

– Нельзя возлагать на Зодчего ответственность за несправедливости, совершенные правительствами, которые он не назначал. Он был инженером, а не политиком. Он никогда не хотел иметь ничего общего с политикой.

– Значит, его больше нет среди нас?

– Нет, нет, нет. – Большое пятно света от зеркального лица Сфинкса медленно проползло по стене, когда он повернулся. – Зодчий давно скончался. Я продолжаю его труд, как могу, но во многих кольцевых уделах забыли и про него, и про его внучку, и про обещания, которые когда-то дали.

– Раз уж вы продолжаете его труд, можно предположить, что вы могли бы рассмотреть мое предложение. У меня ведь, в конце концов, его символ. – Сенлин помахал картиной, которую опять свернул, после чего вернул в нагрудный карман.

– Это больше, чем просто символ, мистер Сенлин, – сказал Сфинкс. – Но да, давайте ради продолжения беседы притворимся, что у вас есть право ко мне обратиться, – и что же вы предлагаете?