На подъезде к Джазмуриану под конец дня железная дорога отклонилась в глубь материка. Вскоре она уперлась в реку Зигрос, где опять повернула к востоку и следовала извивам реки до самого города. Солнце, садящееся позади поскрипывающих вагонов, багрово полыхало в волнистом местном стекле множества окон. Второй по величине порт на море Садабао на первый взгляд оказался не так уж и плох, как расписывал Гавао, хотя и несколько менее располагал к себе по сравнению с Маджбуром, в котором не было столь бросающихся в глаза бесчисленных трущоб, распивочных и неряшливого вида личностей всех цветов кожи.
- А где вы остановитесь? - спросил Барнвельт у Гавао.
- В гостинице Ангура, напротив вокзала. Единственное место, где от вони, что шибает в антенны, у порядочного джентльмена второй желудок не выворачивается.
Барнвельт с Тангалоа переглянулись. Горбоваст в Маджбуре рекомендовал им именно эту гостиницу для ночевки перед завершающим броском до Рулинди, куда предстояло выехать на следующее утро.
Скрипнув тормозами, поезд остановился. Как только земляне подхватили багаж и выбрались из вагончика на дощатый перрон, послышался чей-то голос:
- Портреты, господа хорошие? Волшебные портреты?
Обладателем голоса оказался потрепанный старикашка с жидкими клочками волос на подбородке и огромным ящиком на треноге.
- Клянусь зелеными глазами Хои! - воскликнул Барнвельт, решив попрактиковаться заодно в кришнянских идиоматических оборотах. - Ты только глянь!
- Что это еще за фиговина? - поинтересовался Тангалоа.
- Фотоаппарат! - Барнвельт сразу узнал в громоздком ящике камеру вроде тех, какими пользовались века назад пионеры фотодела. При этом он не удержался, чтобы украдкой не бросить взгляд на крошечную "Хаяши", надежно упрятанную в перстне. - Интересно, как он собрался снимать при таком освещении?
Он посмотрел на убегавшую вдаль реку, зеркальная гладь которой уже разрезала диск Рокира своим тонким шнуром, и добавил:
- Должно быть, это продукт научно-технической революции принца Ферриана. Нет, спасибо, - отмахнулся он от фотографа и двинулся было своей дорогой, когда обрушившийся сзади неистовый поток брани заставил его буквально замереть на месте.
Мясистая девица, имевшая, судя по всему, отношение к полиции, крепко распекла фотографа за нарушение каких-то правил, выразившееся в назойливом приставании к клиентам на железнодорожной платформе. Закончила она так:
- ...А теперь ступай, босяк, и благодари матушку-богиню, что не пришлось ночевать тебе в холодной кутузке!
Барнвельт тоже собрался идти, но был остановлен следующим воплем:
- Стой, тебе говорю! Гляжу, что чужеземец ты, а следовательно, невежа, но нет оправданья невежеству в законах! Знай же, что у нас в Квирибе не положено поминать имя богини Хои всуе! Считается сие серьезным нарушеньем общественного порядка, и меры к сему принимаются самые строгие и решительные. Покажите-ка оружье свое!
Она внимательно осмотрела пломбы на мече Барнвельта и булаве Тангалоа. У Барнвельта сердце ушло в пятки: он был уверен, что она обязательно заметит то место, где Гавао перекусил и срастил проволоку. Но то ли из-за поверхностного характера осмотра, то ли по причине слабеющего закатного освещения ей это не удалось, и она отпустила их на все четыре стороны со следующим напутствием:
- Ступайте по своим законным делам, чужеземцы, да будьте начеку!
Гостиница Ангура была хорошо видна от вокзала. Над входом, дабы обозначить направленность заведения, был приколочен череп какого-то хищника со здоровенными клыками. Трехэтажное здание нависало прямо над тротуаром второй этаж поддерживался рядами арок. Весь первый этаж, за исключением небольшого холла с крошечной конторкой сбоку, был отведен под харчевню.
Путешественники протолкались сквозь толпу на тротуаре, глазевшую на уличного фокусника, который на виду у всех вытаскивал из совершенно пустой шляпы детеныша унхи, и вошли в дверь. На звон в небольшой гонг, подвешенный над кассой, из окошечка выглянула плоская кришнянская физиономия физиономия, украшенная столь необычайно длинными антеннами, что обладатель ее походил на жука.
- Ангур бад-Эххен к вашим услугам, - отрекомендовалась физиономия.
- Багган! - рявкнул Фило из своей клетки.
- Ну... Вообще-то, зеры мои...
- Это не мы, - торопливо сказал Барнвельт и в полном смущении разразился типично кришнянской напыщенной тирадой: - Это не мы, а сей негодный зверь из далеких краев, чьи шутки плоские лишь перепев слов человеческих, значенья коих все равно он не разумеет, равно как вы или я сокровеннейших тайн богов сущих постигнуть не в силах. А посему не обращайте вниманья просвещенного своего. Да взойдет когда-нибудь счастливая звезда ваша! Знайте же, что я - Сньол из Плешча, а это компаньон мой, Таджди из Вьютра.
Он примолк, слегка запыхавшись, но крайне гордый своими достижениями.
Когда они утрясли вопрос с номером, Ангур, вытянув шею, высунулся из окошечка посмотреть на попугая.
- Воистину, зеры, не видывал я существа, облаченного в столь странный и диковинный мех! Откуда взялось оно?