Руками не трогать

– Потому что вдова вместе с последними, также имеющими безусловную ценность записями мужа отдала Яблочникову партитуру той самой кантаты. Видимо, перед смертью Белецкий достал ее и пересматривал. Так она и оказалась в стопке бумаг. Да, Яблочников потом написал симфонию, в которой явно прослеживаются следы кантаты. И эта симфония сделала его знаменитым. Но это, как мы уже говорили, не факт, а домыслы. Ведь доказать заимствование, плагиат, было невозможно – Яблочников хранил кантату Белецкого и никому ее не показывал, а потом и вовсе стал заявлять, что никакой, мол, кантаты не было. Миф, легенда. В любом случае он получил то, что хотел, ведь и следующие его произведения, которые он начал выдавать регулярно, вызывали восторг и имели успех. Многие коллеги по цеху интересовались, откуда у Яблочникова вдруг проснулась такая плодовитость, ведь он всегда писал медленно и тяжело, а тут вдруг и стиль изменился, и состояние, проявились и легкость, и несомненный талант. Тогда и возник еще один слух, что он просто «дописывает» произведения Белецкого, доводя черновые варианты до готового произведения. Но Яблочников уже набирал популярность, шагал к славе и все сплетни списывал на козни завистников и злопыхателей. Победителей ведь не судят, и все эти слухи шли ему только на пользу – он стал много гастролировать, собирать полные залы, разбогател и прекрасно себя чувствовал.

Они выпили уже по три стакана чая и сидели в полумраке – никто так и не зажег свет.

– Очень хочется курить. Можно? – спросила Снежана Петровна.

– Пожалуйста, – ответил Михаил Иванович.

Снежана Петровна закурила, полицейский молчал.

Когда в буфете, как всегда неожиданно и внезапно, появилась Берта Абрамовна, оба вздрогнули и вернулись к действительности. Берта Абрамовна, увидев, как Снежана Петровна курит в форточку, а Михаил Иванович сидит в глубокой задумчивости, невольно улыбнулась – все было так, как она и рассчитала.

– Уже поздно. Восемь. Музей уже час, как закрыт, – сказала главная хранительница.

– Что? Восемь? – Михаил Иванович подскочил со стула, как ошпаренный. – Как – восемь?

Он внимательно смотрел на часы, которые так и лежали перед ним на столе.

– Я всех отпустила, простите, что без вашего разрешения, – сказала кротко Берта Абрамовна.

– Да, конечно, конечно, – смутился Михаил Иванович, с ужасом глядя на незаполненные листы.

Снежана Петровна затушила сигарету в блюдце и тихо вышла из буфета. Михаил Иванович выходил вместе с Бертой Абрамовной. Она повесила на дверь огромный амбарный замок и с трудом провернула явно ржавый ключ. Подергала замок и кивнула.

– Всего хорошего, – сказала она.

– Да, спасибо, извините, – ответил Михаил Иванович, не в силах отвести взгляд от этого замка, как в деревенском сарае.

– А сигнализация? – спросил он.

– У нас по ночам не бывает происшествий. Идите домой, – улыбнулась Берта Абрамовна, еще раз кивнула и, стуча каблучками, пошла к автобусной остановке.

Михаил Иванович топтался на месте. Он никак не мог решить, куда ему идти – домой или на службу. И вообще не знал, что делать дальше. Вызов был, происшествие было, а отчета – нет. Как он мог просидеть целый день и даже не записать показания? Что за место-то такое?

Михаил Иванович решил поехать домой, чтобы утром вернуться в музей. Спал он плохо – ему снилась Елена Анатольевна в народном костюме, перебирающая струны на гуслях.

Мучилась бессонницей в эту ночь и Елена Анатольевна. Она никак не могла решить, идти ей на концерт к Гере, и если идти, то с кем. Может, пригласить этого полицейского? Просто из вежливости? Солидный мужчина, в форме. Гера всегда к таким «типам» относился пренебрежительно, скрывая робость и даже страх перед представителями закона. Это был бы отличный вариант. Но невозможный. Она не знала номера телефона полицейского, но даже если бы и знала, то ни за что бы не позвонила – не осмелилась. Хотя он ничего. И не такой уж чурбан, каким показался вначале. Елена Анатольевна заснула ближе к утру в расстроенных чувствах, так и не приняв никакого решения – а концерт уже послезавтра.