— Так-таки без ружья? — Куста Сирва лишь недавно попал в армию и толком не знал, как сын кузнеца очутился у немцев.
— В том-то и дело, — продолжал Райе, — народу к нам всё прибывало, не напастись было сразу на всех. А как начали немцы всей махиной на перекрёсток жать, Антс и отдал своё ружьё. Сам я посоветовал: отдай, мол, зачем оружию зря за спиной торчать, если ты с ранеными возишься… Он и остался с голыми руками. Уже немецкие танки подошли, когда нам приказ пришёл за реку податься. Антс тогда последних раненых на машину грузил. Я ещё сказал ему: «Уходи-ка, не то попадёшься». А он не ушёл, — некогда, мол, глядеть, как немцы к нам в тыл заходят. «В аптеке добра ещё сколько осталось». Вот и всё, что он сказал перед тем, как назад податься. Я своими глазами видел: едва он скрылся за домами, немцы проскочили посёлок — и на нас. Мы-то их всё-таки подмяли, остановили, а вот рядом и позади хуже вышло — там танки прорвались. Нас поскорее оттянули, а сын так у них и застрял. Только сумка его осталась с лекарствами да врачебным инструментом. Увезли её санитары, его помощники, вместе с ранеными.
— Да, видно, дело действительно сложное, — молвил Сирва, пряча хлеб.
— Тут и гадать нечего, — с трудом произнёс кузнец, — меня утешать не надо, сам знаю, что у нас здесь заварилось и что решается. Людей много погибнет тоже знаю, а ничего не поделаешь. Только вот Антс, никак мне от этой мысли не отвязаться: зачем он так, не подумав, к ним в самую пасть полез? Сам не сегодня-завтра доктор, до чего же нам такой человек нужен. Эх, да что там… — Кузнец сухо кашлянул. — … Своё дитя, родное… единственный сын. Сколько натерпелись, пока образование дали. Горе мыкали, зато надежда была. А теперь и того не знаешь, бросили его куда или закопали…
Некоторое время оба молчали. Удручённый отец выдохнул табачный дым в комариный рой, крутившийся у самого лица, а его молодой товарищ снял сапоги и плотнее обернул ноги портянками. Сумерки уже скрыли болото. Туман на реке был густой и белый, как молоко.
— Пора спускаться, — сказал кузнец.
Оба молча поползли к реке, на свой боевой пост.
Три дня тому назад, когда превосходящие силы немцев вытеснили наших бойцов из посёлка, студент Антс Райе, замещавший врача уездного истребительного батальона, попал во вражеское окружение. Это было очевидно не только его отцу, но и многим боевым товарищам.
В ту роковую пору Антса Райе словно лихорадило от усталости, от навалившихся забот. Отправив раненых и тыл, он вдруг вспомнил о лекарствах и перевязочных средствах, собранных им про запас в аптеке. Мелькнула мысль, что содержимое медицинского пакета может спасти жизнь многим раненым бойцам, и студент не смог поступить иначе, как броситься за этим запасом.
Перемахнув через забор, пронесясь через покинутые цветущие сады, он с чёрного хода вбежал в аптеку. На шоссе оглушительно трещали моторы, совсем близко грохотал бой, пули с хрустом впивались в бревенчатые стены.
Размышлять было некогда. Ему и без того стало ясно, что повстречаться сейчас он мог только с неприятелем. А встреча эта сулила смерть.
Но тут же в полутёмной от запертых ставней аптеке он внезапно услышал знакомый участливый голос:
— Антс, куда ты?.. Они уже здесь. Уходи!
Это сказала Эха Каареп, студентка-фармацевт, приехавшая на практику в майсмааскую аптеку. Старый аптекарь уже несколько дней назад уехал отсюда со своей семьёй, спасаясь от войны. Она же осталась, хоть и сама не знала — чего ещё ждать?
— Зачем ты вернулся, зачем? — с отчаянием продолжала девушка.
— А лекарства, а бинты? — ответил Антс Райе, забирая пакет. — И ты тоже! — Он схватил девушку за руку.
— Как? И мне уходить? — с волнением спросила Эха Каареп.
— Пошли! Ты нам нужна, — твёрдо сказал сын кузнеца и тотчас же ясно ощутил, что вернулся сюда не только из-за медицинского набора, а и по велению сердца.
Выбежав из аптеки, они сразу увидели — поздно! Посёлок кишел немцами. Ответный огонь наших бойцов удалялся. Антс знал, что следующий наш оборонительный рубеж идёт вдоль речки, километров за девять к северу.
— Может, лучше тебе остаться? — сказал Антс перепуганной спутнице.
— А ты? Дальше ведь не пройти.
— Пройдём. Должны. Найти бы только какое-нибудь пристанище, подождать, пока поутихнет.
— Свернём сюда.
Девушка повела Антса за собой в сад, разбитый у аптеки, и там они нашли укромное местечко между забором и старыми, густыми кустами смородины. Стоило здесь пригнуть несколько ветвей, нарвать лопухов, и оба оказались так хорошо замаскированы, что их мог бы обнаружить лишь тот, кто знал, где они укрылись. Но их никто не заметил.
Минуты медленно текли за минутами, ещё медленнее тянулись часы за часами. В наступивших вечерних сумерках бой, отдаляясь, постепенно утихал, но на улицах посёлка тишина так и не водворялась. Серые, запылённые гитлеровцы шныряли из дома в дом. Нередко до аптечного садика доносились окрики на немецком языке, звон оконных стёкол, разбиваемых прикладом, треск взломанных дверей, визг перепуганных насмерть женщин и детей, одиночные выстрелы.