Руки кукловода

– Наш комбинат, – продолжал Никита, – закрытое акционерное общество, и этому обществу принадлежат несколько зданий в Петербурге. Можно было вовремя продать какое‑нибудь из этих зданий, расплатиться с бюджетом и сохранить все остальное. Вместо этого Марлен помаленьку распродал все имущество за гроши, все вырученные деньги распределил между главными акционерами, а налоговые долги продолжают расти, и все идет к тому, что комбинат объявят банкротом и выставят на продажу.

– Но если ваш комбинат – акционерное общество, то вы можете переизбрать директора? – вклинилась я в горячий Никитин монолог, потому что мне надоело слушать про бюджет, налоги и акционеров.

– Как бы не так! – заорал Никита. – Марлен со своими приближенными набирает пятьдесят один процент акций, контрольный пакет, а это значит, что он может провести на собрании такое решение, какое хочет. А хочет он одного: чтобы его оставили в покое, чтобы он понемногу распродавал имущество комбината. Причем продает все за гроши, лишь бы что‑то каждый раз оседало в его личном кармане.

Внезапно я тоже ощутила, что хочу одного: посидеть с Никитой где‑нибудь в уютном живописном месте и поболтать о прошлом. А слушать про директора Марлена Касьяновича мне уже порядком надоело. Я вытащила сигареты и огляделась в поисках пепельницы. Ее не было. Никита, поймав мой взгляд, высыпал карандаши и скрепки и придвинул мне пустой пластмассовый стаканчик. Несмотря на то, что я призывно помахала перед ним зажигалкой, прикурить мне рыцарь с химкомбината не дал, пришлось обслужить себя самой.

– Если бы ты видела, какую он себе отгрохал дачу! – продолжал Никита развивать наболевшую тему про директора.

Я оживилась: про дачу стало гораздо интереснее.

– Это не коттедж, это дворец! Честное слово, Петр Первый жил в гораздо худших условиях!

– Ну уж, – усмехнулась я, – а как насчет Екатерины Второй?

– Ты думаешь, я преувеличиваю? – Никита так разгорячился, что даже не заметил моего сарказма. – Во всяком случае, летний дворец Петра Первого, тот, который в Летнем саду, – меньше, чем марленовский особняк!

Взъерошенный, он совсем не похож был на комиссара Каттани. Насколько я помнила Никиту, завидовать чужим особнякам было не его амплуа. Я поняла, что тут все гораздо серьезнее.

– Постой, дорогой мой, – мягко прервала я Никиту, – а какой интерес может представлять ваш комбинат для больших людей? Для очень больших людей? Я, конечно, понимаю, что тебя и тех, кто работает на комбинате, все это очень волнует и расстраивает, ты болеешь душой за рабочих и за общее дело, но ведь в масштабах города этот объект не представляет большого интереса? Старое, запущенное здание, далеко от города, оборудование явно устарело…

– Ты не совсем права. – Никита внезапно успокоился и поглядел очень серьезно. – Нищета, запустение, безлюдье, Сидоров с кувалдой – все это производит отталкивающее впечатление, но нельзя на этом основании делать выводы о никчемности комбината. У нас есть цеха с хорошим современным оборудованием, но оборудование это простаивает, потому что поставщики приостановили отгрузку сырья. Сырье не отгружают, потому что у нас нет денег, чтобы за него расплатиться. Нет сырья – нет продукции, нет продукции – опять‑таки нет денег… Получается порочный круг! – Никита подошел к окну и отвернулся. – А если даже удается выбить откуда‑то деньги, их снимают с нашего счета в качестве штрафных санкций за налоговые недоимки! Из‑за отсутствия денег мы потеряли всех специалистов: людям же нужно семьи кормить, они не могут сидеть здесь, в Новоапраксино, и ждать, пока улучшится экономическая ситуация… Остались только Сидоровы…

Я прикинула, что можно выжать из всего горячего монолога Никиты на предмет написания статьи. Получалось, что ничего. Статья получится самая обычная и дико скучная. В самом деле, о таком уже писали, и не раз, и читают такие статьи только бабушки‑пенсионерки и отставники‑ветераны. Я представила себе лицо Гюрзы, когда я принесу ей такую статью. Лучше и не пробовать. Но отчего‑то несчастный комбинат привлек внимание Петра Ильича? Что он нашел в комбинате такого привлекательного для себя? Хоть я и плохо его знаю, но успела убедиться, что Петр Ильич – это такой человек, который зря ничего не делает…

– Из этого порочного круга нет выхода? – задала я вопрос чисто из вежливости.

Я вижу только один выход, – печально произнес Никита, – нужно получить заем в банке, достаточно долгосрочный, чтобы успеть поднять производство и выйти из финансового пике… И мне удалось даже найти влиятельного человека, который проявил интерес к нашим проблемам и начал подготовку кредитования… Но его убили, убили в собственном подъезде…

– Кто же это? – спросила я с интересом.

– Трубин, Николай Васильевич Трубин.

– Я вспоминаю, это было заказное убийство, Наша газета об этом писала. Это было ведь летом?