Руки кукловода

Я ткнулась носом в тугую щеку, в который раз поразившись ее упругости. Ираида – старинная мамулина приятельница, сколько себя помню, вечно она толчется у нас в доме. Сама по себе Ираида ровным счетом ничего из себя не представляет – работает где‑то изредка непонятно кем, но есть у нее постоянное хобби: Ираида коллекционирует мужей. Сейчас она на перепутье после четвертого, но, зная Ираиду, все уверены, что скоро быть ей замужем за пятым. Внешность у нее яркая и довольно‑таки вульгарная, она любит носить блестящие платья, какое‑нибудь монисто на шее и огромные серьги в ушах, которые покачиваются и звенят при ходьбе, как китайские колокольчики. Все четыре предыдущих Ираидиных мужа были абсолютно разными: первый – физик, доктор наук, он сейчас в Штатах, второй или третий – директор кафе «Сарацин», что на Большом проспекте (директор сейчас в Израиле, а вместо кафе в том помещении находится зоологический магазин «Кошачьи подарки»). Был среди мужей нищий запойный художник, и, уж не помню, кто еще, но у всех этих мужчин была одна, вернее, две общих черты: во‑первых, они все по очереди женились на Ираиде, а во‑вторых, все они, несмотря на разницу в общественном положении, были людьми очень незаурядными. Ираида, несмотря на кажущуюся внешнюю недалекость, обладает сверхъестественным нюхом на интересных мужчин. Она выискивает их где угодно и умеет заинтересовать своей персоной настолько, что многие решаются на ней жениться. Правда, продолжались все ее браки недолго – максимум лет пять, но все же количество мужей о чем‑то да говорит.

Трудно себе представить более несхожих людей чем Ираида и моя мамуля, но тем не менее дружба их продолжается, как я уже говорила, много лет. Думаю, что мамулю с ее стильностью и хорошими манерами не может не отталкивать Ираидина вульгарность, но ее, как и всех нас, привлекают Ираидины жизнерадостность и неиссякаемый оптимизм. Ираида просто налита жизненной энергией, она бьет из нее через край.

– Как жизнь? Что‑то бледненькая, хахаль бросил? – забросала меня вопросами Ираида.

Я не обиделась бы на нее, если бы даже и вправду меня только что бросил хахаль – Ираида никогда не говорит людям гадости из любви к искусству.

– Устала что‑то, – пожаловалась я просто так, чтобы что‑то ответить.

– Это нехорошо, с этим надо бороться, – всерьез озаботилась Ираида, – мужика заведи себе поздоровее – все как рукой снимет.

– Где его взять‑то? – уныло возразила я. – На дороге не валяется…

– На дороге только дерьмо валяется, – согласилась Ираида, – хорошую вещь на дороге не найдешь.

– Помогла бы, что ли, – машинально бормотала я, снимая ботинки.

– Сама сейчас на безрыбье, – вздохнула Ираида, но я‑то видела, как горят у нее глаза охотничьим блеском, а лучи обаяния, исходившие от нее, можно было наблюдать в темноте невооруженным глазом.

Из кухни выглянул Петр Ильич. Был он без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами, мамулин клетчатый передничек смотрелся на нем, как фиговый листок на носороге.

– Сашенька, детка! – обратился он ко мне. – Где у вас штопор?

Я только хотела ответить, как мимо пронеслась Ираида с криками: «Я знаю, я сейчас найду!». Она смела меня под вешалку и исчезла в кухне. Ошеломленно потирая ушибленный бок, я скрылась в своей комнате.

На мониторе компьютера был прикреплен листок бумаги с нарисованным на нем черным фломастером восклицательным знаком. Это были ценные указания от мамули: переодеться, причесаться, подкраситься, соорудить на лице приветливую улыбку и немедленно выйти к гостям. М‑н‑да, пожалуй, сегодня не спасут никакие джинсы, хоть серо‑буро‑малиновые. Мамуля заботливо выложила для меня длинную черную юбку, ею же когда‑то и купленную, и темно‑сиреневый джемперочек. Ну что ж, не будем спорить с мамулей, тем более что мне абсолютно все равно, что надеть. Откровенно говоря, раньше я всегда считала, что сиреневый цвет хорош только в одном случае – на благоухающих весной кустах сирени, но в нынешний сезон все с ума посходили от сиреневого. Сиреневые костюмы, сумочки, сиреневые куртки с сиреневым же мехом и даже сиреневые легковые автомобили! Что ж, не будем отставать от моды.

Я принарядилась, зачесала волосы и, внимательно оглядев свитерочек, подобрала ему в тон губную помаду – валялась какая‑то в ящике с незапамятных времен. Поглядевшись напоследок в зеркало, я сама поразилась полученному эффекту. Яркие губы очень оживляли лицо, и глаза приобрели этакий таинственный блеск… Пожалуй, мамуля не так уж неправа, что придает такое значение косметике и одежде.