Руки, полные дождя

Она была очень многословна, так что Гор успел выслушать, заскучать и даже сходить на кухню за бутербродом.

Когда он вернулся, то наконец-то распрощался с Исидой. Анубис успел допить кофе, пустая чашка стояла на столе. Он сам откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза. Гор подумал, он снова уснул, но Анубис спросил, не открывая глаз:

– Она хоть иногда спрашивает, как у тебя дела?

– Ну… да…

Анубис встрепенулся, поднял голову и в упор посмотрел на брата:

– Нет, Хару. Она спрашивает? Как. У тебя. Дела.

Анубис был серьёзным и необыкновенно похожим на отца, может, это сероватый свет дня напоминал об Осирисе. Или тёмные волосы и чёрные глаза – и то, и другое гораздо темнее, чем у самого Гора.

Он вздохнул:

– Ты же знаешь Исиду.

Она считала, он сам расскажет. Поэтому при всей любви к сыну предпочитала говорить о себе, а Гор терпеливо слушал, зная, что именно это мать считает отличным общением. Он знал, что она сделает для него что угодно – но он бы предпочёл, чтобы она хоть раз поинтересовалась его делами.

Анубис слабо улыбнулся:

– Знаю. О… как-то раз она явилась в мою комнату в Дуате, потому что я тогда не очень хорошо контролировал силу и снёс дверь. Исида испугалась, что-то случилось. А потом долго ругалась, что если я «вожу домой баб», то стоит запираться, а не наоборот.

Гор не сразу понял, а потом широко улыбнулся:

– Кем она была?

– Одна богиня, это не так важно. Ей хотелось острых ощущений, и мертвецы её устраивали. Мне хотелось секса, так что мы нашли друг друга.

– В Дуате очень… странные ощущения при этом.

– А крылья выпускать пробовал? Вот уж что точно необычно!

Анубис отвёл взгляд и провёл по волосам. Гор не сразу понял, что брат, кажется, смутился.

– Извини, Хару, но обсуждать с тобой секс… странно. Я помню, как ты учился ходить, а тут секс.

– Я немного вырос с тех пор. Даже был женат.

– Ты всё равно младший брат. Лучше расскажи о яхтах.

– Что? – не понял Гор.

– Ну, я понимаю в яхт-бизнесе примерно ничего. Любопытно.

– Я бы не назвал это бизнесом. Не таким, как у Сета. Скорее, небольшое дело…

– Не преуменьшай! Рассказывай.

Амон ненавидел тьму.

Она угнетала его – но он смирялся, если тьму расцвечивали фонари или неоновые огни. Отчасти поэтому Амон так любил современный мир. С его точки зрения, вселенная вокруг становилась лучше и лучше.

Но теперь тьма клубилась внутри него самого. Следовала за ним, куда бы он ни шёл. И если сначала Амон приспосабливался, то потом оставалось больше времени думать о том, что теперь он лишён света.

Активные дела напоминали, что всё не так плохо. Что он не остался беспомощным. Что даже во мраке у него есть свои тёмные маяки.

Вчерашних призраков Амон не смог бы увидеть, даже будь у него зрение. Он и у Анубиса-то мертвецов именно ощущал, а в Дуате предпочитал держаться от них подальше. И сам Дуат не любил, не мог там долго находиться. Слишком далеко от света и солнца. Поэтому иногда Амон заходил в гости к Анубису, но не мог находиться в Дуате или Подземном мире дольше, чем день-два.

Ему казалось, если бы он мог видеть, то сумел сделать что-то для Анубиса, быть полезным. Хотя вряд ли с призраками, поэтому и с дорогой был бы бессилен. А нынешний Ключ создан с помощью его силы, но при этом теперь оставался вполне самостоятельным, так что Амон его не ощущал.

От телефона Амон сначала отказывался, но это был тот случай, когда Сет не предлагал. Он сунул его в руки Амона и заявил, что у него куча дел в клубе.

Управление для слепых оказалось удобным. Амон и не подозревал о подобных технологиях – никогда не было надобности. Он водил пальцем по экрану с упрощённой эргономикой, а голос озвучивал приложения. Которые тоже оказались приспособлены для тех, кто не видит.

Сунув наушники, Амон почти весь день провёл, меряя шагами комнату и снова чувствуя себя в центре событий.

Шесть шагов в одну сторону, семь в другую. Дальше мебель. Развернуться и обратно: семь и шесть. Повторить.

Амон слышал Гора и Анубиса, когда выходил из комнаты. Привычно ведя кончиками пальцев по стене, добрался до кухни. На холодильник ушло больше времени, но Амон с ним справился и смог разогреть еду. Сидел, размышляя, потёр щёку – колкая щетина росла плохо и наверняка была незаметна со стороны, но раздражала дико.

С бритьём Амон справляться так и не научился. Он подозревал не из-за бритвы, а из-за того, что в этот момент острее всего ощущал, что не видит самого себя.

Не ощущает себя. И без этого теряется во тьме. Проваливается в неё.

На днях он так и застыл с бритвой в руках. Даже не знал, сколько простоял, пока его не окликнул Анубис. Мягко забрал бритву и усадил на стул. Ненавязчиво помог, о чём-то рассказывая.

Может, он устал отчасти из-за Амона.

Эбби пришла позже. Сегодня истекала оплаченная бронь номера в отеле, так что она собирала и таскала их вещи. Амон сидел на кровати и вертел в руках телефон, слушая Эбби. Он устраивался поближе к окну, чтобы ощутить тепло, пусть и не такое яркое, какое бывало, когда светило солнце.