Руки прочь, профессор

Не одну шкуру. Ройх будто прилюдно устраивает публичную казнь, и бедный Андрюха не отходит от доски аж до конца пары. Честно говоря – даже не знаю, как мне теперь извиняться. Да и как объяснишь Кострову, что я его подставила? Я представляю, как это будет звучать.

“Прости меня, Андрей, я тут переспала с нашим долбанутым преподом, и он с чего-то решил, что ему можно ходить по бабам и ноги об меня вытирать, а мне – нет”.

Кошмарно звучит, честно скажем.

Смотрю на несчастного Кострова – и сердце кровью обливается. От Анькиного настойчивого взгляда зудит висок, от бомбардирующих её сообщений плавится вотсап.

От проблем, мягко говоря, продышаться невозможно.

Как доживаю до звонка – сама не знаю.

– Прости, Катюха, но я иду курить, – тяжело вздыхает Костров, подходя к своему месту, – потому что меня будто без смазки сейчас поимели.

Андрюха говорит со мной, а я украдкой кошусь на Ройха, неторопливо собирающего со стола конспекты лекций.

Судя по мерзкой ухмылочке на роже – он подслушивает. И ему понравилось сравнение.

– Иди кури. Я пока по своим делам сгоняю, – улыбаюсь я охотно. И вылетаю из аудитории до того, как Анька успевает освободиться от подскочившей к ней с каким-то вопросом Маринки.

На первой космической лечу до деканата. Останавливаюсь у самой двери, и сама не знаю, почему пришла именно сюда. Что я хочу сказать? Преподаватель, с которым я переспала, доканывает парня, который ко мне подкатывает?

От переформулировки история краше не стала.

Так и стою как дура, прижавшись спиной и затылком к стене, пытаясь что-нибудь придумать, а вместо этого – ощущая, насколько быстро пролетают минуты перерыва между лекциями. Могла бы потратить его полезнее – хоть бутерброд сожрать, в больницу позвонить.

Негромкий ядовитый смешок проходится по коже моей наждаком, заставляет прийти в себя. Тремя дверями левее у двери кабинета декана строительного факультета стоит он. Ройх. И улыбка у него все та же, пакостная, неприятная, но удовлетворенная.

На моих глазах он открывает дверь деканского кабинета и шагает туда.

Я что, пропустила его повторное назначение? Хотя если честно, у меня есть более актуальный вопрос.

Зачем в этот чертов кабинет меня несут мои сумасшедшие ноги?!

Он стоит совсем близко к двери, лениво листает какую-то папку. Такое ощущение, что ждет именно меня. И оно укрепляется, когда папку он откладывает, как только я захожу. Разворачивается. Голову набок наклоняет.

– За щегла просить пришла, холера? А чего не на коленях? В самый раз для тебя.

Мои щеки заливает багрянцем вскипевшей в крови ярости. Как мало ему, оказывается, нужно слов, чтобы грязью меня облить.

– В покое его оставьте, – рычу я, впечатывая дверь кабинета в косяк со всего размаху.

Ройх не ведет и бровью. Делает один маленький шаг ко мне. Потом еще один. Потом и вовсе – нависает надо мной в считанных сантиметрах. Подцепляет пальцами подбородок, заставляя задрать к нему лицо. Как у него кожа на роже не лопнула от моего бритвенно-острого взгляда – понятия не имею.

– С чего бы мне это делать? – с деланным интересом спрашивает он. – Ты что, можешь мне что-то предложить?

В голове мгновенно рисуются похабные сценки, на которые он несомненно намекал. Вот только это сейчас совсем не то.

– А вам что, супчиков уже мало? – эти слова я ему в лицо практически выплевываю. – Что вы ко мне привязались? Что вам от меня надо?

От напряжения между нами вибрирует воздух, или это мне только кажется?

– Чего мне от тебя надо? – он повторяет тихо, с отчетливым раздражением. – Мне нужно, чтоб тебя не было тут, холера. Чтобы ты не мозолила мне глаза. Не бесила. На крайний случай сойдет, если будешь вести себя как пай-девочка. Ну а если ты не можешь – на себя пинай. Любой из твоих щеглов будет ощипан догола. И только ты будешь в этом виновата.

– Я? – медленно, но верно я начинаю задыхаться от гнева. – Я виновата? В том, что вы козел озабоченный? С жены своей спрашивайте. После супчиков. А я с кем хочу, с тем и бу…

Договорить не успеваю. Тяжелый кулак врезается в стену рядом со мной. Яростный Ройх нависает надо мной грозящей вот-вот разразиться штормом тучей.

– Нет, не будешь, – шипит он на конкретном таком инфразвуке, – на моих глазах ты задом крутить не будешь, холера. Ясно?

Мое сердце бьется где-то в горле, громко, гулко, словно большой барабан. От адреналина, но не от страха внезапно.

Просто…

Я вдруг поняла, что неотрывно смотрю на губы Ройха. Жесткие такие. Категоричные. С маленькой трещинкой ближе к левому краю.

Он, кажется, понимает, что вспылил совершенно зря. Делает микрошажок назад, тихо скрипит зубами.

– Уйди немедленно вон, Иванова, – он пытается говорить сухо и бесстрастно, но голос его подрагивает, выдавая напряжение.

Я неровно сглатываю.

Да, уйти, пожалуй, лучше всего будет. Надо…

Надо встать на цыпочки и лизнуть эту его губу. Хочу. Немедленно!

17. Смерть рассудка

Это похоже на… смерть.

Жгучую, жадную, ледяную смерть.

Между нами было расстояние – и нет его больше. А смерть – смерть есть. Иного и не бывает, когда сходятся в смертельной битве непримиримые враги.