Руки вверх!

— «Воробья»? Еще бы! Он всегда говорит о «детях бедных» и уверяет, что масса бедняков страдает от мошенников вроде… — он, видимо, хотел сказать «меня», но запнулся.

— Вот десять фунтов. Передайте их вашему другу. Я бы хотел знать о дальнейшем ходе его дела. Пусть он напишет мне.

Грязная рука, похожая на птичью лапку, протянулась через стол и схватила деньги.

— Не говорите «Воробью», что я был здесь… А если вы захотите посмотреть на нашу жизнь, сэр, приходите ночью в Роттер-Уайт. Спросите Гарри Зиблера.

Он порылся в жилетном кармане и вынул оттуда грязную карточку.

Люк прочел, пряча улыбку:

ГАРРИ ЗИБЛЕР

Высшие цены на старое железо

— Старое железо, — захихикал Левинг, — неплохо, правда? Так что, если желаете полюбоваться на «детей бедных» — приходите туда.

Он кивнул головой и исчез, как подумал Люк Мэдиссон, навсегда. Но он глубоко ошибался.

Глава 7

Этим утром Маргарита была в полном отчаяньи. Трижды она подходила к телефону, чтобы позвонить Люку, но каждый раз в нерешительности вешала трубку. Когда пришел Данти, она в первое мгновенье решила не принимать его. Люк завладел всеми ее мыслями: Люк великодушный, Люк жестокий, Люк алчный, Люк добрый, простодушный, хитрый, злой, доверчивый, коварный, ненавистный… Дантон застал ее в крайне возбужденном состоянии.

— Я не могу этого сделать, Дантон, — сказала она. — Я решила позвонить ему и все рассказать.

Он был слишком ловок, чтобы открыто возражать.

— Возможно… вы правы. Люк говорил, что хочет провести медовый месяц в Париже… но, в таком случае, зачем вам ехать…

Она покачала головой, но в душе была с ним согласна, что с этой историей нужно покончить как можно скорее.

Данти почувствовал ее нерешительность и пустил в ход последнее оружие, приберегаемое для самого решительного момента.

— Вы догадываетесь, почему я так настроен против Мэдиссона?

Вопрос был рискованным. Она могла догадаться, что он хочет убрать с пути соперника.

С каждым днем ему все труднее было скрывать свою страсть. Она так не походила на женщин, которых он знал раньше… Ее сходство с Лиль Хэйнс… Но она была настоящей леди, она принадлежала к тому классу общества, в который он всеми силами пытался проникнуть… А она… она видела в нем только платонического друга…

— Я ненавижу его за то, что он погубил Рекса. Он преследует его и после смерти. Несчастного мальчика едва только похоронили, а он уже возводит на него ужасное обвинение.

— Какое?

— Подлог. Вы не поверите, но через несколько дней после смерти Рекса Люк сказал мне, что тот подделал его чек на восемнадцать тысяч фунтов! Но я ведь сам был при том, как Люк дал этот чек Рексу!

Она сидела неподвижно. Губы были плотно сжаты… Потом она заговорила тихо, так тихо, что он едва мог понять ее.

— Рекс совершил подлог… Рекс украл… Нет-нет… Этого он не мог… Какая подлость…

Морелль наклонился к ней и стал горячо убеждать. Он говорил то, за что она выгнала бы его еще несколько дней назад, но он говорил, говорил, и слабый голос протеста, звучавший в ее душе, смолк окончательно.

В два часа дня она вышла из автомобиля перед дверью бюро регистрации браков, и Люк поспешил навстречу своей бледной, как смерть, невесте.

Она не обмолвилась с ним ни единым словом и только отвечала на положенные вопросы нотариуса, с содроганием ощущая холодное прикосновение обручального кольца…

Все произошло так быстро, что она не успела опомниться. Перед тем, как подписать контракт, она долго колебалась, и ее собственная подпись показалась ей совершенно чужой.

Этим же вечером они должны были уехать в Париж. После венчания она могла, к несказанному облегчению своему, вернуться домой.

Люк должен был прийти к обеду с тем, чтобы потом вместе с ней ехать на вокзал.

— Моя жена! Как это прекрасно!

Голос Люка дрожал.

Они сидели вдвоем в ее маленькой гостиной.

Люк напоминал школьника, получившего неожиданный и вместе с тем долгожданный подарок.

Она не слушала его. Когда он ушел — ей позвонил Данти, она не захотела с ним говорить. Ей нужно было остаться одной, чтобы собраться с мыслями. Люк должен был прийти в семь часов. Около шести она позвонила ему.

— Люк, я хочу тебя просить, — она с трудом могла говорить. — Нет, нет, пожалуйста, не перебивай меня, я прошу очень многого… да, я говорю серьезно… выслушай меня… я… не хотела бы уезжать сегодня вечером… Ни завтра и ни послезавтра… Я хочу побыть одной… Никого не хочу видеть… даже тебя… Мои нервы отказываются…

Она говорила бессвязно, запинаясь, и он слушал ее с нарастающим чувством тревоги. Но о себе он не думал.

— Я был большим эгоистом. Конечно, дорогая… я все понимаю…

Разговор продолжался не более пяти минут. Он даже не смог до конца понять, на что он соглашается…

Люк сидел за письменным столом и пустыми глазами смотрел на неотосланные телеграммы, содержащие столько безмятежного счастья… Данти стоял у барьера и смотрел на пассажиров, спешащих занять места в парижском экспрессе. Когда последние огни поезда скрылись вдали, он медленно пошел домой, насвистывая сквозь зубы песенку.

Мистер и миссис Мэдиссон остались в Лондоне.

Глава 8