— Я тебе покажу, как надо трудиться, не жалея ни сил, ни машины! Майль! — И фон Гадке вырвал трубку вместе с проводом, чтобы брань барона Барана не мешала ему.Впереди самое опасное место — железнодорожный переезд. Вот тут его и подкарауливают. Надеются, дуралеи примитивные, что, дескать, сейчас он остановится, а мы его цап-царап-сцап! Я вам устрою иллюминацию! Вам нужна машина начальника Центрхапштаба? Пожалуйста, получите!
Фон Гадке до самого предельного предела выжал из мотора всю возможную скорость, еле открыл прижимаемую встречным ветром дверь и выпрыгнул.
Сильным потоком воздуха его отбросило очень далеко назад, несколько раз перевернуло и швырнуло в кювет, а там было что-то среднее между водой и грязью, но он опять — майль! — остался жив.
Он выскочил из кювета и услышал взрыв, и увидел пламя, и громко-громко захехекал!
Но медлить было нельзя, и он добежал до леса и побежал вдоль опушки, вскоре оказался у железнодорожного полотна, переполз через него и стал подбираться к мотоциклу, одиноко стоявшему в стороне от скопления машин. Людей поблизости не было, все, видимо, глазели на катастрофу по ту сторону полотна. Фон Гадке уехал, никем не замеченный.
Теперь он уже особенно не торопился и особенно не нервничал. Ветерок приятно обдувал его разгоряченное личико, хотя сам он в мокрой одежде и босиком замерз.
Сердчишко билось учащенно. От радости и подлости перехватило горлышко.
Он загнал мотоцикл в кусты и, даже забыв выключить фару и заглушить мотор, стал пробираться среди деревьев. Не напороться бы в темноте на колючую проволоку, которой опоясан секретный аэродром. Прикоснешься и проволоке и — прозвучит автоматический сигнал тревоги. Тут тебя и сцапают.
Три года назад, обучая здесь шпионов, фон Гадке на всякий случай оставил в одном месте лазейку, и вот сейчас сверхосторожно искал ее.
О майн бог, помоги!
Но бог не помог — лазейки нигде не было.
Когда дело касалось подлости, мозгишки фон Гадке работали на удивление результативно!
Он, как напуганная собакой кошка, взлетел на высокое дерево, по толстой ветке прошел почти до ее конца и фактически оказался уже на территории секретного аэродрома. Фон Гадке мысленно помолился, проклял барона Барана и прыгнул; очухался от страха и быстро пополз, прижимаясь к земле.
Его длиннейшие уши без труда уловили гул самолета. Он через уши проникал прямо в сердчишко.
Метрах в десяти от самолета фон Гадке ненадолго остановился, чтобы посоображать. Ему, конечно, не хотелось в десяти метрах от цели допустить какую-нибудь досадную оплошность.
Три солдата и механик о чем-то беседовали. Затаив дыхание от очень большого волнения, фон Гадке подполз к трапу, совершенно перестал дышать, полез вверх, забрался в кабину, закрылся и в изнеможении откинулся на сиденье. Ууууфффф…
Отдышавшись, он включил рацию и очень радостно начал кричать в эфир:
— Слушайте все! Все, кто меня слышит, слушайте! Готовьтесь пережить катастрофу! Где она будет, секрет! Поэтому все дрожите! Говорит господин оберфобердрамхамшнапсфюрер фон Гадке! Я в самолете с большой бомбой! Хе-хе! Я наизусть знаю карту мира, на которой мною лично отмечены места наибольшего скопления детей! Хе-хе, что будет! Надеюсь, что история человечества меня не забудет! Взлетаю! Трепещите, ребятки! Гуд-байдик!
Он прибавил горючего, и моторы взревели! Самолет почти без разбега оторвался от земли.
Из рации послышалось:
— Фон Гадке! Фон Гадке! Вы сели в самолет-ракету типа «Антихрист-1»! Она еще ни разу не была в воздухе! Это испытательный образец! Немедленно катапультируйтесь! Немедленно катапультируйтесь!
Не ответив, фон Гадке судорожно искал рычаг с надписью «бомба» и не мог его найти.
Самолет-ракета не слушался его — он шел только вверх почти по прямой, а давно было пора сворачивать чуть влево.
С каждой секундой в кабине становилось все холоднее, а дышать было все труднее.
Рация надрывалась:
— Катапультируйтесь немедленно! Иначе мы взорвем вас! Ручка катапульты внизу слева!
На лобике фон Гадке от ужасного страха выступил пот и тут же превратился в льдинки. Фон Гадке начал задыхаться: ведь в кабине не оказалось кислородного прибора.
Босые ножки посинели.
— Катапультируйтесь!
Холодеющей, почти окоченевшей ручкой фон Гадке тянулся к ручке катапульты.
— ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ СЕКУНД ВЗРЫВАЕМ ВАС! ОДИН, ДВА, ТРИ…
Он тяяяяянуууулся… тяяяянуууулся…
И в эти оставшиеся мгновения жизни, совершенно осознавая, что смерть его уже почти наступила, оберфобердрамхамшнапсфюрер фон Гадке успел подумать лишь об одном: как жаль, что ему не удалось уничтожить или сделать ленивыми наших детей! И если бы ему, фон Гадке этакому, представилась возможность сделать ленивым хотя бы одного из вас, кто держит эту книгу в руках, не беспокойтесь: оберфобердрамхамшнапсфюрер отдал бы за это свою фон-гадскую жизнь. Подумайте об этом. Поймите это.