Край задранной до подмышек рубахи выскользнул из ослабевших пальцев, и невероятная картина исчезла из зеркала. Кэссин завел руку назад и кончиками пальцев провел по спине. Нет рубцов, да и только. Отчего-то это прикосновение убедило его больше, чем то, что представилось ему в зеркале. Кэссин криво улыбнулся. Значит, нет. И исчезли они сами. Кэссин был в этом уверен. Нет, не Кенет потянулся к нему сквозь стены своей темницы, не его незримое прикосновение стерло шрамы насовсем. Это случилось иначе. И незачем думать – как. Кэссин обдумает исчезновение шрамов потом. Когда будет время думать. Потому что рассвет уже не за горами, и думать времени больше нет. Только действовать.
Кэссин закинул за плечо свой узелок и вышел из Шелковой комнаты.
Ему предстояло спешить – из предместья до городских ворот путь неблизкий. Он должен поспеть до заката, пока створки ворот не сомкнулись до утра. Можно, конечно, и постучаться в какой-нибудь дом прямо здесь, в предместье… но не ошалеет ли хозяин дома, заслышав его просьбу? Не побежит ли к господину магу Гобэю жаловаться, что, дескать, спятил его ученик? До самого кэйри он, вернее всего, не доберется – но как знать, не заподозрит ли неладное старший ученик, оставленный дежурить у дверей? Не побежит ли к кэйри с докладом? И что тогда будет – подумать даже страшно. Нет, лучше не рисковать.
Кэссин все убыстрял шаги, потом и вовсе ринулся бегом: вечерний сумрак уже сгущался. Он должен успеть… должен… но может ли человек бежать быстрее заката? И Кэссин горестно вскрикнул, еще издали завидев в последних отсветах заходящего солнца, как закрываются ворота. Кэссин припустил изо всех сил, словно надеясь обмануть время и проскользнуть в сужающуюся щель… грохот огромного засова настиг его у самой стены.
Кэссин в изнеможении привалился к стене, ловя воздух пересохшим ртом. Никогда еще ему не приходилось так быстро бегать – даже в начале обучения, когда старшие ученики измывались над ним, выдумывая для него совершенно немыслимые поручения, и гоняли кто во что горазд. Даже тогда он так быстро не бегал. И все равно опоздал, Может быть, это сама судьба так распорядилась? Может, он все же принял неверное решение – и не стоит винить себя за то, что опоздал? Может, и не опоздание это вовсе, а знамение свыше?
– Опоздал, парень? – прошамкал кто-то рядом. – А ты послушай старого человека – не горюй. От того, что ты войдешь в город утром, а не вечером, небо на землю не рухнет.
Кэссин с трудом отлепил мокрую от пота спину от городской стены и обернулся.
Серые лохмотья, седые волосы и смуглая кожа старого нищего в густых сумерках казались почти лиловыми. Будь поблизости хоть одна река, Кэссин бы твердо решил, что с ним разговаривает утопленник. Но рек вблизи не протекало, а в одном из мелких ручейков, избороздивших все окрестные леса и поляны, утопиться может разве что заяц, и то если постарается. Надо же, как воображение разыгралось!
– Молодые всегда спешат, – добродушно бухтел старичок, – всегда спешат. Все им чего-то хочется. А зачем?
Старый нищий взглянул на Кэссина, словно приглашая его поддержать философскую беседу, но не дождался ответа и укоризненно покачал головой.
– Вот скажи, парень, ну куда ты так спешишь? Что тебе нужно? Посмотри на меня – я за богатым подаянием не гонюсь. Да ты мне хоть тысячу золотых слитков посули, я за ними не побегу. Вам бы все славу, богатство, девчонку покрасивей… а мне в чашку пару медяков бросили – и ладно…
– В чашку… – эхом повторил Кэссин, безучастно разглядывая каменную кладку городской стены. И внезапно схватил старика за плечи и резко встряхнул.
– Стыдно, парень, – слегка задыхаясь, пробубнил старик. – Разве можно так со старым-то человеком? У меня ведь и нет ничего…
– Дед! – сорванным фальцетом рявкнул Кэссин. – У тебя чашка есть?
– Есть… – полупридушенно прохрипел старик. – Пустая только. Что за день такой сегодня – одни мерзавцы попадаются…
– Дед, – Кэссин издал почти такой же сдавленный хрип, – продай чашку… надо очень…
Пальцы его так сильно стиснули костлявые плечи старика, что самому стало больно. Негодуя на себя, Кэссин торопливо отпустил нищего.
– Да у тебя, парень, не все дома, – простонал старик, с трудом поводя занемевшими плечами.
– Точно, – сипло прошептал Кэссин. – Продай чашку, слышишь? Я тебе денег дам… вот…
Кэссин извлек из своего узелка связку монет. Нищий обалдело уставился на деньги.
– Мало? – неправильно истолковал его недоумение Кэссин. – У меня еще одна есть… хватит двух?
– Да и одной много будет. – Нищий отступил на шаг и извлек из своих лохмотьев надтреснутую глиняную чашку. – На, держи. У тебя, похоже, и вправду не все дома.
– Не все дома? – усмехнулся Кэссин. – Да у меня и дома-то нет. А за чашку спасибо.
Он вложил в руку нищего обе связки монет, выхватил чашку, словно боясь, что старикашка передумает и оставит это бесценное сокровище себе, и не переводя духу бросился бежать.