Рукопашная с купидоном

— Но тебе нельзя водить машину! — ахнула Лайма.

— Ты думаешь, я дура? Поймаю таксомотор.

— Через полчаса я буду возле памятника Маяковскому, — выпалила внучка. — Спасибо, бабушка.

Она проверила, не забыла ли чего, кое-как собрала сырые волосы в пучок, мазнула по губам помадой и выскочила на улицу. Ее машина стояла во дворе, нежно прижавшись к бордюрчику. «А, была не была! — подумала Лайма. — Все равно у меня с собой два паспорта, буду пользоваться то одним, то другим по мере надобности».

* * *

Корнеев загнал микроавтобус на платную стоянку, оставил Медведя сторожить индусов, а сам отправился разыскивать Лайму.

— Разомну ноги, — объяснил он, глядя в сторону.

Медведь промолчал. Ему хотелось самому встретить Лайму. Увидеть, как она идет через площадь. Подстраховать, если что. Пусть она командир, но он несет за нее личную ответственность. Странное, очень мужское и очень неуместное чувство.

Корнеев выбрался на асфальт; потянулся, сведя лопатки и вскинув подбородок, потом снова подобрался и, хищный и изящный, мягкой поступью двинулся прочь. Медведь проводил его ревнивым взглядом. Тогда, в театре «Галлюцинация», Лайма заметила, что Жека красивый. По его мнению, ничего особенного, бывают и получше. Втайне Медведь признавал неземную красоту только одного мужчины — американского артиста и мастера айкидо Стивена Сигала. У него и фигура, и мышцы, и все.

Корнеев почувствовал напряженный взгляд напарника на своей шее и усмехнулся. Лайма, конечно, вносит в их жизнь возбуждающее разнообразие. Если бы группу возглавлял мужик, все было бы иначе. Легче и скучнее, вот как все было бы. К Лайме он с самого начала отнесся с симпатией, не более того. Живые женщины ужасно утомительные, с ними нужно возиться. Возиться ни с чем, кроме компьютера, Корнеев не любил. Однако Иван совершенно ни к чему начал входить в роль опекуна Лаймы. Наде было его порывы как-то уравновесить. Поэтому Корнеев и настоял на том, чтобы подежурить у памятника.

Лайму он увидел еще издали. Она стояла рядом с пожилой дамой и что-то оживленно с ней обсуждала. Дама выглядела эксцентрично. На ней были укороченные белые штаны в обтяжку, кроссовки и длинная футболка. Седые, коротко стриженные волосы аккуратно уложены. А лет ей — батюшки! — никак не меньше восьмидесяти. Ухоженных старушек Корнеев раньше видел только за бугром, у нас такие не водились. И все-таки она наша, отечественная. Он по губам определил, что говорит старушка по-русски. Корнеев замедлил ход, решив выждать некоторое время.

В этот момент Лайма вскинула голову, увидела его, покраснела и запнулась. Старушка тоже повернулась и немедленно Корнеева засекла.

— Это твой новый молодой человек? — спросила она Лайму с удивлением.

Несколько секунд она оглядывала его с ног до головы. У Корнеева появилось ощущение, что он стоит голый перед врачом, который примеривается, к какому такому месту на его теле приложить кругляш фонендоскопа, Наконец вынесла вердикт:

— Ничего себе. По крайней мере, он лучше, чем прежний. — Она имела в виду Болотова, разумеется. — Тот тоже был красивый, но мне не нравилось его выражение лица. Я вообще не люблю людей, которые живут так, будто делают остальным большое одолжение. А этот — настоящий пират. Надеюсь, он горячий, ты этого заслуживаешь.

— Бабушка! — сконфузилась Лайма.

Корнеев прищурил глаза.

Интересно, и зачем это она притащила сюда свою бабку? Они не должны смешивать работу и личную жизнь, Дубняк сказал им четко. Правда, неизвестно, куда он подевался, этот Дубняк. На звонки не отвечает, связного к телеграфу не прислал. История.

— Меня зовут Роза, — представилась старушка. — Буду рада, если вы приедете ко мне на чай.

— Евгений, — расшаркался «пират». — На чай приеду обязательно.

Она была совсем не такая, как его собственная бабушка, но он считал, что перед старыми дамами обязательно нужно расшаркиваться, как бы они себя ни вели.

— Ну ладно, я ухожу, — сказала старушка и, дождавшись от Лаймы поцелуя в щеку, кивнула Корнееву:

— Приятно было познакомиться.

После чего повернулась и пошла по направлению к метро.

— У меня не было другого выхода, — сдавленным голосом сказала Лайма, оправдываясь. — Она дала мне ключ от дачи своего приятеля.

— Ладно.

Корнеев не собирался делать ей замечаний. Тем более что сам ничего предложить не мог. Дачи у него не было, а везти всю честную компанию в свою квартиру он посчитал опасным. Светить собственное жилье не стоит. За ним лично неоатеисты не следят, зато на Бондопаддхая могут выйти каким-нибудь замысловатым способом.

— А где наши? — С лица Лаймы медленно стекал румянец и исчезал в вырезе кофточки.

— Вон там, на стоянке.

Корнеев двинулся к микроавтобусу, подстраиваясь под ее шаг. Она успела где-то переодеться и теперь была в джинсах, которые только подчеркивали ее соблазнительную фигуру. Лучше бы уж оставалась в юбке, Бондопаддхаю довольно ее коленей и лодыжек, а то еще раскатает губу. Индус, конечно, держался в рамках, но то, что он на самом деле похотливый индюк, Корнеев понял сразу. Одна его выходка с Никой Елецковой чего стоит!