Поочередно заглядывая во все окна, они обошли вокруг здания. Однако небольшие и прекрасно оборудованные рабочие кабинеты первого этажа были безлюдны. Стало ясно, что придется подниматься на второй этаж. Это было гораздо опаснее, чем сидеть снаружи в засаде. Особенно учитывая связанного типа возле машины.
– Караулить у входа можно до второго пришествия, – шепотом поделился своими мыслями Медведь. – Вдруг наверху одни трупы?
Лайма позеленела и, чтобы не выдать охватившего ее ужаса, быстро сказала:
– Значит, придется проверить.
Металлическая входная дверь не была заперта на замок. Однако открыть ее сразу не удалось – что-то мешало изнутри. Наконец, уступив могучему натиску Медведя, одна створка приоткрылась настолько, что они смогли войти. И тогда увидели, что помехой был здоровенный мужчина в черном костюме со связанными руками и залепленным скотчем ртом. Глаза его были закрыты, и видимых признаков жизни он не подавал.
– Еще один, – сказал Медведь одними губами и, внимательно осмотрев лежащего, шепнул в ухо Лайме: – Живой.
Она схватила Ивана за рукав и потянула обратно. Вывалившись на улицу, они уставились друг на друга.
– Думаю, эти двое – местные охранники, – заговорила Лайма взволнованным шепотом. – А там, наверху, что-то важное сейчас происходит. Или происходило до нашего прихода. – Сдается, мы найдем там труп Шаткова.
– Думаешь? – заволновался Медведь.
– Боюсь этого. Видимо, террористы приехали убивать наших ученых. Видишь – сначала Полянский, теперь скорее всего – Шатков.
– Тогда надо срочно звонить Тагирову и брать Мельченко под круглосуточную охрану! А пока Женьку предупредить, пусть там смотрит в оба глаза.
– Погоди. Охранников почему-то оставили в живых. Если бы убили Шаткова, их бы тоже прикончили. Трупом больше, трупом меньше… Пошли наверх.
По широкой лестнице Лайма и Медведь, чутко прислушиваясь, начали подниматься на второй этаж. Через пару минут они оказались в холле, из которого направо и налево шли небольшие освещенные коридоры. Откуда-то из глубин левого коридора доносился глухой ропот – там кто-то разговаривал, причем на повышенных тонах. Чем ближе они подходили к источнику звуков, тем явственнее слышались голоса и даже отдельные реплики.
– Мы не можем уговаривать тебя до бесконечности. Хочешь, чтобы перешли к более решительным действиям?
– Я с вами не буду разговаривать.
Медведь удивленно прошептал:
– По-нашему шпарят. И без акцента.
Лайма пожала плечами. По ее мнению, если уж террористов сюда забросили, значит, они должны хоть немного понимать и говорить по-русски. Или хотя бы один из них.
Они подкрались к настежь распахнутой двери, откуда слышались голоса, и осторожно заглянули внутрь. Открывшаяся картина была довольно драматичной. В кабинете находилось три человека. Одним из них был Иван Сергеевич Шатков. Он сидел на стуле, накрепко к нему привязанный. У него были разбиты губы, и кровь капала на белоснежную рубашку, расплываясь звездами. Рядом с ним стоял бритый наголо парень с лицом полного отморозка, в черных джинсах, черной короткой куртке и кожаных перчатках для вождения автомобиля. У письменного стола в кресле вольготно расположился могучего телосложения мужчина с непроницаемым лицом.
– Че молчишь, пентюх? – истерически верещал бритый. – Я сейчас притащу сюда ящик твоих огурцов и заставлю все их сожрать, понял? Будешь глотать, пока эти огурцы у тебя из ушей не полезут. Может, поумнеешь.
– Отдай его мне, – вдруг загудел мускулистый. – Через двадцать минут он не то что говорить – он у меня петь соловьем будет.
Но Шатков, проигнорировав угрозы, стоически молчал.
– Хорошо, – сказал бритый. – Я вижу, придется применять меры покруче. Послушай, умник! Нас прислали сюда очень серьезные люди. Они хотят получить эти бумаги, и они их получат. От тебя или от твоих приятелей и наследников – все равно. От наследников даже предпочтительнее – меньше возни с ними будет. Так что жить тебе дальше или нет – решай сам. Мне лично ты до смерти надоел своим упрямством.
Неожиданно он выхватил из кармана куртки револьвер с коротким стволом и направил его на Шаткова.
– Ты же бывший ученый, – издевательски произнес он. – Должен быть умным и понимать расклад. – И с пафосом добавил: – Либо на этой бумаге будет твоя подпись, либо твои мозги!
«Крестного отца» цитирует, – сообразила Лайма. – Вероятно, считает себя крутым и вряд ли остановится на полпути.
Отморозок поднес револьвер к голове Шаткова.
– Либо ты отказываешься от всего потому, что умный, либо потому, что мертвый!
Раздался неприятный звук взводимого курка.