Рукопись Бэрсара

— Я-то не путаю, да не больно много мне ведомо. Братство Тигово — оно, ой, какое страшное! Сказывают про них, что еретики, что обряды у них тайные, что будто людей они ловят, да дьявола их кровью поят. А что не одна болтовня — так мастерские иной раз жгут, дат приспешников хозяйских режут. А уж как скажут: «Во имя святого Тига» — так лучше не супротивничать, потому им ни своя, ни чужая жизнь не дорога.

— И это все?

— А тебе мало?

— Мало, птичка, — грустно ответил я. — Очень-очень мало.

Ирсал пришёл перед рассветом, я чуть не проспал условленный стук.

— На, — сказал он сунул мне в руку тёплую половинку монеты.

— Не ответил?

Он вздохнул, как заморённый конь, и сказал:

— Пошли потолкуем, — и я побрёл за ним, одевая сатар в рукава и хрустя оглушительным снегом. Забрались в какой-то сарайчик, Ирсал заложил дверь и зажёг лучину.

— Садись!

Я послушно присел на полено, а он так и торчал передо мною, как нескладная грозная тень.

— Видели Таса?

Он кивнул.

— Ну?!

— Как помянули про приятеля да Ружейный конец, сразу задёргался. А молвил так: «Дом сгорел, а погода в руке божьей». Грех, мол, про то говорить. Ну и был таков.

Видимо, я всё-таки переменился в лице, потому что он взялся пятернёй за щеки.

— Ну? Какая ещё пакость?

Я покачал головой. Ох, как паршиво! Попробуй не объясни — теперь докопаются сами. И злость на себя: допрыгался, идиот? И страх — но почти только за Суил: что с нею будет, если эти примутся за меня? И остаётся одно: выпутываться любой ценой. Черт с ней, с ценой…

— Ну так что? — спросил Ирсал уже мягче, и я ответил… почти спокойно:

— Этим делом занялась Церковь.

— Что?! — сказал он с трудом и покачнулся. — Что? А, будь ты проклят! — присел было и тут же опять вскочил, заметался, спотыкаясь о поленья: — а, колдун чёртов!

— Сядь! Хватит дёргаться.

— Командует! Будь ты проклят!

— Ладно, буду. Садись!

Он с ворчанием сел.

— Ещё раз скажешь, что я — колдун… ей-богу, морду набью! Кое-что умею — так я в вонючей норе не сидел, а по свету шатался. А что пугал тебя… ладно, прости. Кто ж знал, что так повернётся? Пугаешься ты красиво — приятно глянуть!

— Ах ты, сволочь!

— Уймись! — велел я ему. — Ничего петушиться, когда беда пришла.

— Ты за это ещё заплатишь!

— А ты думал, тебя попрошу? Я за себя всегда сам плачу — не одалживаюсь.

Теперь он молчит. Глядит на меня, и ничего не прочтёшь на длинном закопчённом лице.

— Вот что, Ирсал. Забудь про ваше и наше… тут другое. Очень тёмное дело. Бери конец и распутывайте.

— Какой конец?

— Дом, который «сгорел». Хозяйка — молодая вдова. Зовут Ваора, прозванья не знаю. Она не из наших. Ты про одиннадцать мучеников слыхал?

Он усмехнулся, будто я спорол несусветную глупость.

— Один из одиннадцати, Сабан, был её женихом. Вся их родня связано через Ваору. Деревенские останавливаются в её доме, да и городские навещают. Нам было это удобно — сам понимаешь: эти люди… нам не враги. Вот тут я и не пойму. Почему Ваора? Она ни в чём не замешана. И почему Церковь? Слушай, а если… если не из-за нас? Если из-за одиннадцати? Разделаются с их близкими — им эти люди, как бельмо на глазу — а заодно и память наших мучеников замарают. Что ты на это скажешь, Ирсал?

— Да неужто они бога не боятся?

— Кто? Глава Церкви нашей, акхон Батан, кеватец родом.

— Господи, великая твоя мощь и благость! — тоскливо сказал Ирсал. — Будь он проклят, Кеват, и люди его!

— Я ведь чего боюсь? Симаг разматывает это дело с одного конца, Церковь — с другого. А чем кончится… Да и стыдно. Понимаешь? Неужели мы опять дадим надругаться над святым нашим?

— Слышь, — подумав, спросил Ирсал, — ты по-честному скажи: все правда? А то ведь проверим…

— Ты знаешь, где меня искать. Об одном прошу: не трогайте девушку, что у Синар живёт. Она дочь одного из одиннадцати, Гилора.

— Коль так, не тревожься. Твои грехи не мне судить, а за неё господь тебе много простит.

Он вскочил, и я поднялся следом.

— Ладно. Как уж с тобой… Мудрён ты больно на мой разум, да на то и у нас мудрёные есть. А за дело не бойся. Мне твой Хозяин ни к чему, да за мучеников наших и кровь их весь народ в ответе. Но чтоб больше не шлялся!

А Суил заметила мою отлучку. Весь день поглядывала на меня с тревогой, и я радовался, что старуха так ревностно нас блюдёт. И про Ваору я ей не сказал. Незачем ей сейчас это знать.

Я в тот день не тревожился, потому что не ждал расплаты так рано, и с улыбкою вышел на знакомый условный стук. А когда я увидел угрюмого Ирсала, а в сторонке — но так, чтобы сразу заметил — здоровенного парня с закрытым лицом… нет, я не очень перепугался. Я не мог поверить, что это конец.

— Здравствуйте, гости дорогие! Ко мне или за мной?

— За тобой, — мрачно буркнул Ирсал.

— Ладно, с матерью прощусь…

Он молча заступил мне дорогу.

— Хочешь, чтобы она по городу меня искала?

Отодвинул его плечом, вернулся, подошёл к застывшей у печки Синар. С пронзительной нежностью — я сам удивился её силе — обнял её хрупкие плечи и, с трудом улыбнувшись, сказал:

— Бог тебя храни, матушка. Тут дело спешное, ты не тревожься, если вернусь не скоро.

— Сыночек, — тихо сказала она, — сыночек!