Рукопись Бэрсара

Нет, я даже не смеюсь над глупостью этих мыслей. Да, у меня есть друзья — но они друг другу враги, кого мне выбрать? Да, у меня есть дело, и я нужен ему, но верю ли я в правоту этого дела и должен ли я его делать? Да, у меня есть мать, но я не смею к ней приходить, я должен прятать её от всех. А Суил? Что я могу ей дать, кроме неизбежного вдовства, кроме горького одиночества на чужбине? А мой лучший друг? Баруф Имк, Охотник, сиятельный аких Огилар Калат. Не очень-то я ему верю. И он, конечно, не очень-то верит мне. Он прав: я пойду с ним до самой победы, а дальше нам сразу не по пути. Я — не чиновник, не воин, не дипломат, я могу подчиниться, но не могу быть лицом подчинённым. Руки и голова? Это точно попадусь когда-то, и меня удавят на радость богобоязненным квайрцам.

Только и это ведь чепуха, размышления от нечего делать. Остаётся Братство — аргумент очень весомый. Конечно, в этом Баруф мне мог бы помочь… Нет, это так, упражнение в логике, слава богу, всерьёз я такого не думал. Не стоит моя жизнь пары сотен жизней. Жизнь не купишь за жизнь — каждый из нас только он сам, и одно не возмещает другого…

Силы всё-таки вернулись ко мне. Я боролся со слабостью и, наконец, победил. Вот, цепляясь за Суил, я добрёл до двери, вот впервые вскарабкался на коня, вот доплёлся без провожатых от дома Баруфа — и кончился мой отдых.

И лето тоже кончалось. Все чаще дожди мочили притихший Квайр, смывая отбросы с улиц и расквашивая дороги. Крестьяне убрали урожай; на это время Баруф распустил половину войска, оставив только заслоны у границ. Конечно, по этому поводу мне пришлось прогуляться по Бассот и в Лагар.

Опять меня затянуло в поток неизбежных дел; он гнал меня из страны в страну, из города в город, и некогда было остановиться, чтобы подумать о себе, о Суил, о тревожном взгляде Асага на нашей последней встрече.

И вдруг поток налетел на стену…

Отшумел суматошный день, распустился прозрачный вечер, и через Северные ворота я возвращался в Квайр. Еле переступал мой усталый конь, и незачем было его торопить, ведь дома меня не ждут. Суил умчалась к брату в Биссал. Зиран все никак не возвращалась, и Суил оставалась главой семьи. Братьев она держала железной рукой, налетала на них, как вихрь, и всегда возвращалась такой воинственной и усталой, что я поневоле сочувствовал парням.

Сейчас ревизия предстояла Карту — младший уехал за матерью в Кас и задержался из-за её болезни. Я-то знал, какая это болезнь, но лицемерно притворялся печальным.

Я достаточно часто мотался в Кас, и Зиран успела смириться со мною. Без восторга, конечно, — что я за зять? Но, кажется, и без особой печали — наверное, думала, что Суил уже не совьёт гнёзда.

Я хотел увезти её в Квайр. Предлагал ей деньги, повозку, охрану; она отказывалась под каким-то предлогом, я немедленно все устранял, она находила другую причину, я терпеливо справлялся и с этим, и в конце-концов ей пришлось мне сказать:

— Нечего мне там делать, Тилар. Я, чай, и сама знаю, что Огил меня не оставит, да мне оно — нож острый. Мужа-то он мне не воротит, а коль богатство даст — что ж это: выходит, он мне за кровь Гилора моего заплатил, а я приняла?

— Но ведь раньше ты от его помощи не отказывалась?

— Ты, Тилар, дурачком-то не прикидывайся! Прежде-то он сам всяк день возле смерти ходил — как бы я стала ему кровь Гилора поминать? Не хочу, Тилар. Ты не думай, зла у меня нет, а только горем не торгую.

— А дети?

— А что дети? Они своё заслужили. Пускай по-своему живут, я на дороге не стану. Ты лучше о Суил подумай, Тилар! Доля вдовья… ох, какая она горькая!

— …Биил Бэрсар! — окликнули где-то рядом, и я с облегчением вернулся в сегодня. Проклятые мысли, неуютные, как тесные башмаки, конечно, можно забыть о них за работой, но ведь вернутся, напомнят…

— Биил Бэрсар! — я оглянулся и увидал Таласара. Я улыбнулся — мне он всегда был приятен.

— Здравствуйте, биил Таласар! Давно мы не виделись!

— Не по моей вине!

— Конечно. Принимаю упрёк.

— Господи помилуй, биил Бэрсар! Как бы я посмел вас упрекнуть! Мне ведома, что дела государственные лишили вас досуга.

Я поглядел с удивлением, и он объяснил:

— Мы с Раватом — вы уж простите! — частенько о вас говорим, мало кого он так почитает.

Я промолчал, а Таласар уже кланялся и просил оказать честь его дому.

— Если, конечно, я этим не прогневаю вашу очаровательную супругу!

— С радостью, биил Таласар! Тем более, что супруги моей нет дома. Уехала навестить родню.

Я спешился, бросил поводья оруженосцу, отдал бумаги, которые надо отвезти в канцелярию акиха, и мы с таласаром неторопливо пошли к его дому.

Один из последних вечеров лета выманил на улицы уйму народа. Нас узнавали: кланялись, провожали любопытным взглядом, я слышал за спиной своё имя, и это слегка раздражало меня. Мне была неприятна эта неизвестность, ведь я был уверен, что я — теневая фигура, и Квайру незачем да и неоткуда узнать обо мне.

— Дома молодой господин? — спросил Таласар у слуги.

— Только пожаловали.

— Пригласи его в малую гостиную и пусть подадут ужин.