Рукопись Бэрсара

— Не позорьте лагарцев, доблестный тавел! Если нас победят, придёт ваш черёд драться с кеватцами — но уже на вашей земле. Не мешайте хоть кому-то из лагарцев не пустить врага на землю отцов!

— Эх, — сказал он печально, — мне б ещё день-другой пересидеть. Чуял ведь… Что ты со мной творишь, парень! И дать боязно, и не дать совестно… Ладно, будь по-твоему. Три дня на прошение — и чтоб не самолично. А командиры? — глянул на меня и закивал. — Ну ясно, Ланс — кто ещё? Давно копытом бьёт. Как же: две войны прошёл, а ещё живой — людей стыдно! Эх, не пускать бы дурака… ладно, бери! Но уж гляди!

— Я зря никем не рискую.

— Окромя себя. Ладно, Тилар, — сказал он устало, — вон уже брезжит, а дел тебе не прикупать. Дай-ка я тебя благословлю на битву правую… и прощай. Будет господь милостив — так и свидимся.

Я в Тардане. Доделываю дела и жду добровольцев. Приятная неожиданность: первый мой караван уже пришёл. Не стали ждать, пока просохнут дороги, а шли по тропам лесовиков.

Караван — это деньги, деньги — это кони, кони — это поход…

Хорошо, что в здешних домах не бывает зеркал, потому что я просто боюсь повстречаться с тобой взглядом. Я — вовсе не я, а какой-то другой человек, напяливший моё тело, как краденую одежду, и даже голос его чужой — надменный, самоуверенный голос болвана, который уверен, что знает все.

Я ничего не знаю. Я знаю, что завтра меня потащат в поход, и там, должно быть, убьют. Я помню, что было со мною в прошлый раз, а в этот — меня убьют. Даже не страх: покорность и тупая тоска. Кто-то, одетый в моё тело, доделывает дела, чтобы скорее отправить меня на смерть…

«Что такое счастье?» — не спросят у меня. А я бы ответил. Счастье — это тот коротенький промежуток, когда все решено, но решение ещё не стало делом.

Счастье — это лесная база в забытом богом углу, где сходятся три страны. Нет, конечно, никто никогда не проводил здесь границ. Просто поедешь прямо — на третий день выедешь к полноводной Истаре, а ещё через неделю увидишь Кайал. Вправо — каких-то два дня — и появятся стены Исога, назад — смотришь, и доберёшься до Каса.

«Счастье — это свобода», — думаю я. Эгон забрал своих людей и уехал к Исогу, Эргис забрал своих людей и уехал к Дарну, Сибл со своими людьми сидит возле Каса, и только мои лагарцы скучают со мной.

Когда мы выехали, в Тардан цвели сады. Когда мы ехали через Бассот — голосила пора птичьих свадеб. А здесь уже набухает лето; деревья одеты в листву, и трава по колено.

Счастье — один-единственный миг, вот этот самый, украденный у судьбы…

— Биил Бэрсар! — зовёт меня Ланс, и я улыбаюсь ему. Он так завидно и так нескрываемо молод! Ветеран двух войн, владелец высшей из боевых наград и двадцати одного года.

— Приветствую вас, алсах, — говорю я ему — уже без улыбки. Юные ветераны ужасно боятся насмешек, а мои друзья умеют уесть — особенно тихоня Эгон.

— Биил Бэрсар, — говорит он сурово и смотрит прямо в глаза. Честный и бестрепетный взгляд, ещё не замутнённый войной, ещё не омрачённый жизнью; мне нравится этот мальчик, но, может быть, завтра я поведу его в бой и позволю его убить, а если и пожалею о нем, то после — когда смогу.

И я уже не противен себе.

— Я хотел бы с вами поговорить!

— К вашим услугам, алсах.

— Насколько я помню, вы звали нас на войну!

— Господи помилуй, алсах! С кем это вы собирались воевать? Пока никакой войны нет.

— Так может, и не будет?

Мне не хочется уходить от солнца и трав, но я ухожу. Приглашаю его с собой и спускаюсь в землянку. Здесь стоит полумрак и запах сырой земли. Здесь стол, за которым можно писать — и все для письма. Подставка, на которой лежит ружьё — и все для стрельбы. И маленький воронённый ящик в углу, а вот он для чего — не знает никто.

— Послушайте, Ланс, — сказал я ему, — мне не хочется вас обижать. Мне очень долго не хотелось вас обижать, но, кажется, пора. Когда мы встретились в первый раз, я вам ничего не предложил. Я только просил вас разузнать обо мне. Расспросить подробнее друзей и врагов, чтобы решить, стоит ли вам ещё раз встречаться со мной.

— Я это сделал, — сказал Ланс. — Ваши друзья сказали, что вы — храбрец, а ваши враги, что вы — колдун.

— А истина посредине. Я — политик.

Он посмотрел удивлённо и засмеялся. Расхохотался, как мальчишка, услыхавший отличную шутку. Мне бы очень хотелось улыбнуться в ответ!

— Боюсь, что из нашего главного разговора вы запомнили только слово «война».

— Я запомнил ещё кое-что. Под чужим именем, без славы, почти без надежды. И в случае особой удачи — позорная казнь.

— Очень романтический вариант! Должен вас поздравить: вы запомнили пустяки, а главное упустили.

— Святой Гайт! Если уж для дворянина и офицера позор — пустяки!..

— А вот это и было главным, алсах. Вам следовало забыть, что вы — дворянин и офицер. Вы шли ко мне просто добровольцем, таким же, как любой из наших солдат.

— Ну, был такой разговор, — согласился он неохотно.

— Не разговор, а условие, и вы его не выполняете. Мне очень жаль, Ланс, но если это для вас невыполнимо, нам стоит расстаться. Вас никто не упрекнёт…

— Никто? — он перегнулся ко мне через стол, словно собрался боднуть.