Рукопись Чейма

Маккиффер продолжал молчать.

– Это Каннибал, – выдавил он наконец из себя.

– И он сбежал со Скарлетт О'Хара?

– Да. – Маккиффер вдруг всполошился. – А ты меня не надуешь?

– Нет. Выясним еще только одно обстоятельство, и я выезжаю.

– Проклятье! Я и так достаточно...

– Сейчас не время торговаться. И капитана Сэмсона больше всего беспокоит эта проблема. Я говорю о доказательствах. Ты можешь подтвердить рассказанную тобой историю? Без этого все твои откровения – пустой звук. Так есть или нет доказательства?

– Этого я не могу выдать, Скотт.

– Поторопись. Как бы не было поздно.

Опять молчание. Потом непечатное ругательство. Дважды. И наконец торопливое признание:

– Каннибал все своей рукой написал. Имена тех, кто участвовал, свои действия – все. И про меня тоже. Так что в этой проклятой бумажке есть и мое имя. Поэтому мне и нужна эта сделка. Он там и Эдди назвал... всех. А сбежал еще и потому, что себя назвал. Понял?

– Ага. Но и этого может оказаться мало. Что это? Листок бумаги. А тот, кто написал – или якобы написал, – скрывается неизвестно где. Может, эта бумажка поддельная.

– Не морочь себе голову. Парень, которому он все рассказал, был не дурак. Он заставил Каннибала все написать, поставить отпечатки своих пальцев и сам поставил свои, да еще и расписался сверху. Там все как надо. Указано даже, где мы закопали убитого... Черт, у вас же есть отпечатки пальцев Хенни и его подпись. Все можно проверить.

– Это уже лучше. А кто мистер "Д"? Кому Каннибал продал свою информацию?

– Ну нет, черт возьми! Нет! Еще немного, и я останусь с носом, не на что будет сделку оформлять. Нет.

– Ну ладно, Мак. Я выезжаю.

– О господи, – тихо произнес он.

– Десять минут одеться, двадцать пять, может, двадцать минут езды, если поторопиться. Значит... в двадцать три тридцать, самое позднее, буду на месте.

Я ожидал, что он что-нибудь скажет, вроде "постарайся в двадцать три двадцать" или еще что-то. Но он молчал.

– Мак?

Молчание.

И вдруг телефон замолчал. Не со щелчком, как бывает, когда вешают трубку. Похоже было, будто кто-то мягко нажал кнопку и отключил связь.

Я оторопело посмотрел на свою трубку, потом положил ее. И тут я заторопился. Через три минуты я был готов: оделся, хоть и не очень аккуратно, закрепил кобуру с кольтом, скатился с лестницы, сел в "кадиллак" и рванул в сторону Сайпресс-роуд, к Маккифферу, как я надеялся.

* * *

Это была двухрядная дорога, темная, покрытая неровным асфальтом. Ездили по ней мало, и у меня были сомнения, стоит ли ехать по ней мне.

По пути я позвонил Сэмсону и сообщил о звонке. Он задал мне тот же вопрос, который тревожил и меня: уверен ли я, что говорил с Маккиффером. Я пообещал связаться с ним, когда выясню.

– Скажи лучше "если", – ободрил он меня на прощанье.

Я предпочел положить трубку. Но брошенное слово застряло в голове, такое маленькое жалкое "если".

В свете фар из темноты выныривали силуэты деревьев по обе стороны дороги, бежали мне навстречу и, что-то шепча, быстро исчезали позади. Я проехал бензозаправку, откуда Маккиффер, как он сказал, звонил мне. Ночь была темная, месяц только нарождался. Свет на станции не горел, но я разглядел неясный прямоугольник телефонной будки и припаркованную за ней машину. Это и был, наверное, "линкольн" Маккиффера.

Пока все совпадало. Пока.

Маккиффер описал мне место, где будет меня ждать: несколько поломанных молодых деревьев, а за ними покореженный толстый ствол эвкалипта. Два месяца назад в него врезалась спортивная машина, в которой неслись навстречу своей неожиданной смерти молодые и, наверное, счастливые парень и девушка.

Но сейчас этот несчастный случай меня не волновал, я был озабочен, как бы не проехать условленное место. Но все же мысль о том, что здесь стряслось за считанные смертельные секунды, в голове у меня засела.

Я заметил справа группку торчащих пеньков. Молодые деревца были срезаны чуть ли не вровень с землей. За ними виднелся изуродованный ствол эвкалипта. На коре его до сих пор были заметны глубокие белые порезы. Я проехал дальше. Маккиффера я не увидел. Правда, он сказал, что будет стоять не на виду, а позади покореженного дерева. Проехав с милю, я выключил фары, развернулся и поехал обратно. В ста – ста пятидесяти ярдах от места встречи я остановил машину на обочине.

Я не стал открывать дверцу машины, чтобы в салоне не зажегся свет. Достал из бардачка фонарь, вылез в окно, пересек дорогу и, стараясь не производить шума, направился к тому месту, где нашли свою смерть двое молодых влюбленных.

Мысль о смерти меня не покидала. И не только из-за той катастрофы. Смерть таилась в словах Маккиффера, возможно, он специально разыграл страх, чтобы выманить меня сюда, она таилась в воспоминаниях о Ладди и Рыкуне, то есть о Кларенсе Ладлоу и Фрэнсисе Макги. Когда думаешь об этой парочке, невольно думаешь о смерти.

Ярдах в двадцати от искалеченного дерева я свернул с дороги и, аккуратно ступая, пошел вглубь. Где-то неподалеку застрекотал кузнечик, вдали равномерно квакала лягушка. В правой руке я держал наготове кольт, в левой – фонарь.