Рукопись Ченселора

— Отец, бывало, брал меня с собой на стрельбище. Несколько раз в месяц, чтобы я постреляла из винтовки или пистолета. Если там никого не было, конечно. Когда мне исполнилось тринадцать, я с закрытыми глазами разбирала армейский кольт и карабин. Боже, как отец хотел, чтобы я была мальчишкой!

— О Боже, каким же надо быть безумцем, чтобы желать этого! — воскликнул Ченселор, имитируя ее интонацию. — Так что мы предпримем, чтобы достать списки убитых? Может, попробуешь использовать еще кого-нибудь?

— Попробую. В госпитале Уолтер Рид работает один врач, Фил Браун. Он служил санитаром в Корее, когда отец обратил на него внимание. Он не боялся летать вертолетом на передовую, чтобы помочь раненым, в то время как многие врачи отказывались. Позднее отец помог ему продвинуться по службе и получить медицинское образование за счет армии: он был из бедной семьи и иначе не смог бы стать врачом.

— Но это было так давно!

— Они поддерживали связь. Вернее, мы поддерживали связь. Стоит попробовать. Больше у меня на примете никого нет.

— А ты сумеешь уговорить его приехать сюда? Я не хочу беседовать по телефону.

— Попытаюсь, — сказала Элисон.

Не прошло и часа, как стройный сорокатрехлетний военный врач вошел в комнату и обнял Элисон. Его лицо светилось добродушием, и Ченселору он понравился. Правда, Питер сразу вспомнил слова Элисон: «Вернее, мы поддерживали связь» — и подумал о том, что она имела в виду. Они остались хорошими друзьями, но прежде их дружба была, вероятно, более тесной.

— Фил, я так рада видеть тебя!

— Извини, что не смог приехать на похороны отца, — сказал врач, обнимая ее за плечи. — Я знал, что ты поймешь. Мне просто тошно было бы слушать лицемерные слова этих мерзавцев, которые с удовольствием разжаловали бы генерала.

— Вы все так же откровенны, Чарли Браун.

Майор поцеловал ее в лоб:

— Меня уже давно никто так не называл. — Он повернулся к Питеру: — Вы знаете, что Чарли Браун был ее любимым героем из комиксов? Мы едва могли дождаться воскресного выпуска газеты…

— Это Питер Ченселор, Фил, — прервала его Элисон.

Врач испытующе посмотрел на Питера и подал руку.

— Ты растешь в моих глазах, Эли. Я просто потрясен. Мне нравятся ваши книги, Питер. Можно вас так называть?

— В случае, если я буду называть вас Чарли.

— Только не на работе. Могут подумать, что я интеллектуал, а на них у нас смотрят крайне неодобрительно. Так что у вас стряслось? Эли по телефону говорила так, будто ей пришлось удирать от полиции, заподозрившей ее в торговле наркотиками.

— С полицией ты попал в самую точку, — сказала Элисон. — Что же касается наркотиков, то здесь дело обстоит гораздо хуже. Можно, я расскажу ему, Питер?

Ченселор заглянул в глаза майора и прочитал в них участие, а за внешней его обходительностью почувствовал решимость.

— Расскажи ему все.

— Пожалуй, так будет лучше, — сказал Браун. — Эли очень много значит для меня. Ее отец сыграл большую роль в моей жизни.

Они рассказали ему все. Элисон говорила, а Питер вставлял замечания. И оба испытывали при этом чувство облегчения от того, что наконец-то нашли человека, которому можно доверять. Элисон добралась до событий в Токио, которые произошли двадцать два года назад, и замолчала, дойдя до того момента, когда мать набросилась на нее с ножом. Она не могла выговорить ни слова. Врач опустился перед ней на колени.

— Послушай меня, — начал он тоном профессионала, — я хочу знать все. Прости, но тебе придется рассказать и об этом. — Он уже не просил ее, в его мягком голосе слышались нотки приказа.

Когда Элисон окончила свой рассказ, Браун кивнул Питеру и встал, чтобы приготовить себе что-нибудь выпить. Ченселор подошел к Элисон и обнял ее.

— Ублюдки! — сказал Браун, вращая стакан, чтобы лед поскорее растаял. — Они давали ей препарат, вызывающий галлюцинации. Не исключено, что это был морфий или кокаин, а может, галлюциногены. Они вызывают расстройство зрения. Это первый признак. В то время обе стороны активно проводили эксперименты с этими препаратами.

— А имеет значение, какие наркотики ей давали? — спросил Питер, по-прежнему обнимая Элисон.

— Может, нет, — ответил Браун, — а может, да. Эти эксперименты проводились в строжайшей тайне. Где-то хранятся отчеты о них, но один Бог ведает где. Из них мы могли бы узнать, как они действуют, как широко было поставлено дело, узнать имена и даты.

— Лучше поговорить с людьми, которые воевали в Часоне, — предложил Питер. — С теми немногими, кто выжил, и чем выше они по званию, тем лучше. С теми, кто до сих пор находится в госпиталях для ветеранов. Правда, у нас нет времени, чтобы разыскивать их по всей стране.

— Думаете, что там вы найдете ответ?

— Да. Часон превратился в нечто вроде культа. Я слышал, как умирающий человек выкрикивал это слово. Казалось, будто он с радостью жертвует своей жизнью. Вряд ли я ошибаюсь.

— Ладно, — кивнул Браун в знак согласия. — Но почему в основе этой жертвенности не может лежать жажда мести? Возмездие за то, что сделала жена Макэндрю. — Браун виновато взглянул на Элисон: — Она это сделала не по своей воле, но те, кто жаждет мести, не знают этого.