Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая

Уложив Эмилию, Густа вышла на крыльцо. Ветер к ночи успокоился и снежная пыль, столь щедро рассыпаемая им по двору, улеглась ровным белым покровом, скрыв следы и заметя даже тропку к хлеву. Хутор вновь затерялся в лесу, укрывшись белым одеялом, слегка искрящимся под тусклым светом звездного неба. Густа смотрела на звезды, а звезды холодно и отстраненно смотрели на стоящую на крыльце Густу.

– Они не помогут.

Оказалось, что на крыльце она не одна. Папа набросил ей на плечи полушубок и в ответ на молчаливый вопрос пояснил:

– Звезды – как глаза ангелов. Они смотрят, но помочь не могут. Они так же светили и в Гефсиманском саду, когда Иуда творил свой поцелуй. Их удел – смотреть. А наше дело – не забывать, по чьему образу и подобию мы созданы.

Густа кивнула, соглашаясь. Удивительно, как они с папой всегда понимали друг друга без всяких лишних слов. Да и о чем говорить? Жизнь – странная штука. Иногда ты чувствуешь, как неведомые силы несут тебя, словно песчинку, сминая мечты и чаяния, сдирая заживо кожу, как ненужную более бумажную обертку, коричневую и шуршащую. И вместе с оберткой от тебя отрывается часть души и улетает прочь, унося с собой то, без чего, казалось бы, невозможно прожить более ни дня. Но ты остаешься, измученный и израненный, но живой. А звезды только смотрят на тебя, не в силах ни помочь, ни изменить то, что происходит.

Вот и сейчас они с папой стоят на крыльце своего дома, а вокруг них уже который год идет война. Они – семья и они вместе, но сколько же потерь пережил каждый. И эту лавину, обрушившуюся на ни в чем не повинные головы, невозможно остановить. Всё запуталось так, что как ни тяни этот свалявшийся клубок жизней, – ни за что не распутаешь, и не разрежешь, и не разрубишь… Петериса забрали на фронт. Может быть сейчас, в этот самый момент он где-то в бою убивает людей, которых радио называет врагами. Петерису эти люди ничего не сделали, и единственная причина, по которой он должен стрелять, это – безопасность семьи. Если он откажется воевать, они – Густа не находила лучшего определения для тех, кто пришел на эту землю и подмял её под себя, – «они» придут и расстреляют всю семью. Включая Эмилию, маленького Кристапа и даже Гиртса-Гершеля, которого она спасла прошлым летом в лесу. Петерис убивает, чтобы спасти. А они – папа, мама, Марта и она, Густа, и даже Гиртс-Гершель – спасают партизана, хотя знают, что за это их могут убить. Получается, что Петерис воюет зря. Он убивает тех, кто посылает сюда партизан. А они – спасли партизана. Но они с Петерисом – не враги. Густа отлично помнила, как ночью они добывали оружие, чтобы защитить семью. И прошлой ночью оружие пригодилось! Всё так запуталось…

– Я знаю, дочка, – папа словно читал её мысли. – Божий промысел не всегда пониманию доступен. Но как по мне, лучше уж нарушить законы человеческие, чем всю жизнь отводить глаза от стыда, даже если плата за это не тридцать серебреников, а – собственная жизнь.

Звезды смотрели прямо в душу, которая – Густа это знала точно – стоит куда больше любых серебреников. Папа был прав. Как прав был и Петерис. Как права Марта, бросившаяся в ночь спасать незнакомого ей человека от волков. И мама, без лишних слов бинтующая сломанную ногу.

Они правы, даже если это опасно и трудно.

«Брунгильде такой выбор и не снился, – вдруг усмехнулась про себя Густа. – Там как-то проще: вот враги и вот битва. Защищать, оказывается, сложнее, чем убивать. Похоже, дева-воительница могла уже у меня и поучиться».

С этой мыслью и закончился день.

7

Арман пробыл на хуторе почти месяц.

Несколько дней пролежав ничком, он потихоньку приспособился к наскоро сколоченным папой костылям и уже вполне сносно передвигался по дому, не рискуя, правда, высовываться на улицу.

Семья тоже привыкла к тому, что в их доме поселился пусть больной, но очень опасный чужак. Не то, чтобы Арман был опасен сам по себе, хотя в нем и ощущалась мощная внутренняя сила, тщательно скрываемая. Опасность караулила со всех сторон. Вдруг власти решат заглянуть на одинокий хутор, или, к примеру, партизанам покажется, что они, мирные люди, недостаточно хорошо смотрят за больным… Неопределённость пугала, но поскольку деваться было некуда, пришлось выработать свой ритуал жизни с партизаном.

Внешне почти ничего не изменилось. Ну, если не считать такой мелочи, как то, что Эмилия теперь спала в одной кровати с Густой. Как и раньше, шли по утрам кормить свиней и проведывать стельных коров, как и раньше, первый вставший топил большую, наполнявшую дом теплом печь. Как и раньше, мама готовила завтрак для всех домочадцев, чинно усаживавшихся вокруг большого семейного стола. Армана за стол не звали. Несколько дней Гиртс относил больному еду в постель, а затем, когда тот приспособился передвигаться на костылях, Вия стала оставлять ему еду на столе. Позавтракав, члены семьи расходились по своим домашним делам, а незваный гость в одиночестве сидел над своей тарелкой.