Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая

То, что его сын – ленивец и бездарь, герр Шварц понял давно. Но то, что тот оказался к тому же и нечист на руку, стало большим потрясением. И где? В том самом концерне, который столько лет создавал отец. Как можно разрушать то, что не ты создал, просто не укладывалось в голове. Будь это кто угодно чужой, он безо всякой жалости припёр бы негодяя к стенке и вытряхнул из него не только краденое, но и душу. Но здесь оказался не тот случай, этот бездельник – его единственный кровный отпрыск, и не оставалось ничего, кроме как обвинить себя в неудаче, постигшей его на родительском поприще. Это было больно и стыдно. А главное – он не мог не любить своё единственное дитя. Хоть и дурное, но – родное. Требовалось решение, и лёгким быть оно не обещало. Воспитанный на примере кристальной честности отца – Отто Шварца, глубоко верующий, он знал, что должен найти баланс между безоглядной любовью к сыну и общественным долгом.

Компромисс нашёлся в возмещении за свой счёт убытков концерна, а также – в принятом раз и навсегда решении оградить Рудольфа от возможности тем или иным способом причинить вред, назначив ему содержание в обмен на отказ от работы.

Решение казалось нелогичным. Но герр Конрад знал, что оно – верное. Если уж он не смог уследить за махинациями сына в управляемом им предприятии, то уж в чужой компании такого случая у него и подавно не будет. А это означает, что Рудольф может безответственно продолжить начатый им путь к лёгким деньгам. И тут неизвестно, что хуже – то, что он нанесёт ущерб работодателю – честному предпринимателю, вкладывающему душу в свою компанию, или то, что, попавшись на воровстве, попадёт в тюрьму, замарав тем самым окончательно доброе имя своё и отца. То, что он при этом безвозвратно загубит и собственную душу, тоже сомнению не подлежало. Поэтому, приняв во внимание библейскую заповедь «Не вводи в искушение», герр Шварц решил раз и навсегда пресечь любую возможность для этого самого искушения.

Однако выяснилось, что искушений в жизни слишком много, чтобы слабая душа могла удержаться.

Рудольф оказался чрезмерно слаб. Имея стабильный доход и уйму свободного времени, он с азартом, достойным лучшего применения, принялся прожигать жизнь. То, что к своим сорока годам его сын не обзавёлся семьёй, стало только одним из следствий рассеянного времяпрепровождения в течение долгих лет. Испробовано было все: женщины, карты, алкоголь, даже наркотики.

После очередного лечения, казалось, пришло отрезвление. Но и это не принесло долгожданной радости: какая радость может быть оттого, что молодой, в сущности, мужчина, утратив всяческий интерес к жизни, днями, а то и неделями не вылезает из постели, а если и встаёт, то для того лишь, чтобы, послонявшись по дому, вскоре уложить обратно своё располневшее, отёкшее и обрюзгшее тело. Эта бессмысленность существования угнетала герра Конрада даже больше прежних загулов, их ведь хоть как-то можно было списать на молодость.

Ломая бессонными ночами голову, как же вернуть сына к жизни, и вспомнил герр Шварц старший о шкатулке. Почти без надежды рассказал за ужином о возможных сокровищах рода, невесть где и как сгинувших на чужбине.

К его удивлению, история пробудила у Рудольфа интерес. Тот, кто прежде не брал книгу в руки, теперь часами, днями и неделями изучал историю рода Шварцев, почему-то особенно вдохновляясь явно выраженными способностями к коммерции, которые демонстрировали предки. И даже выразил сожаление по поводу своих махинаций, разительно отличавшихся от кристальной честности отца, деда и прадедов. Герр Конрад ликовал.

– Поймите, майор, я и предположить не мог, куда его – нас! – заведёт эта история. Мне казалось, что я совершаю благое дело. Но, как видно, и тут я ошибся…

Старческий – сейчас, в госпитале, это было слышно особенно хорошо – голос звучал устало и как бы с некоторой обречённостью. Да, собственно, удивляться этому не приходилось. Кого угодно раздавит весть о том, что твоё единственное дитя, свет в окошке, вдруг вновь становится на путь, весьма далёкий не только от божьих заповедей, но и от вполне человеческого уголовного права. Разве мог предположить отец, пытаясь вытащить своего ребёнка из пучины апатии и всемерно поощряя интерес к всякого рода изысканиям, какие цели и способы их достижения тот выберет.

– Я сам оплачивал их поездку в Латвию, мне казалось, так будет лучше…

«Их» – означало Рудольфа Шварца и отправленного с ним для надёжности сына фрау Бундт – Вилли Бундта.

«Вилли Бундт» – запись сопровождал крупный знак вопроса. Новое имя требовало тщательного изучения. Прослушивание продолжалось.

– Они там пробыли почти месяц, Руди звонил, такой воодушевлённый, говорил, что они нашли наш старый дом. Фотографии присылал… Он отреставрирован, там сейчас гостиница. Красиво, конечно, очень современно. Ничего не осталось от прежней жизни… Правда, парк теперь больше ухожен, чем я по детству помню. Что-то в этой жизни меняется и к лучшему, правда, майор?