Рукопись из Тибета

– Хорошо лежит, как живой, – клацнул вставными зубами Саня.

– Ага, – грузно опираясь на трость, засопел носом Иван. И, чуть наклонившись вперед, добавил: – Спи спокойно, дорогой товарищ!

– Уснешь тут с вами, – пробурчал я, поеживаясь от сквозняка, тянувшего со стороны открытой лоджии.

Затем прибыл сослуживец еще по Союзу, полковник юстиции Слава Карпешин в сопровождении действующего, без пяти минут прокурорского генерала Сережи Рябиженко. В середине восьмидесятых женко пришел к нам в управление молодым юристом 1 класса с «земли», а теперь по рангу был помощник Генерального и руководил кадрами, которые решают все. По заветам великого Сталина.

Народу становилось все больше: явились подруги дочери с букетами алых гвоздик, а еще три крепких парня в камуфляже с нашивками «ОМОН» на широких спинах (сослуживцы зятя). Потом Рябиженке кто-то позвонил, и он сообщил, что транспорт прибыл. Женщины тонко завыли.

– Так! – подошел к гробу кум, любящий руководить. – Провожающим можно спускаться вниз. Состоится вынос тела.

По паркету к входной двери задробили каблуки и зашуршали выносимые венки, квартира вновь стала больше. Оставшиеся омоновцы, по знаку Альбертыча, водрузили на тело с гробом лакированную крышку, завернули барашки винтов, а зять дунул на свечу и закрыл дверь лоджии.

– Взяли и понесли! – махнул рукой кум, и парни с кряхтеньем повлекли бренные останки на вынос.

– Прощай, уютный уголок, – всхлипнул я и незримо вылетел за ними.

На площадке омоновцы опустили гроб на кафель пола, Витек запер холл, а кум ткнул пальцем в кнопку лифта. Внизу загудело, и пришел грузовой. То, что надо.

Я воспарил на свободу в приоткрытую фрамугу окна лестничной площадки, спланировал на усыпанную багряными ягодами рябину у подъезда и приземлился на одну из веток.

Напротив входа стоял черный катафалк, а за ним микроавтобус «Мерседес», возле них топтались провожавшие. Здесь же, на скамейке, сидели три старухи в платочках, из соседнего подъезда и перешептывались.

Внутри пропела одна дверь, потом вторая, и из нее возник Витек, придержав широкую створку, пыхтящие служивые вытащили на руках гроб, последним гордо шествовал Альбертыч.

– Ну вот, я ж говорила, што он мент, – наклонилась одна старуха к другой, когда омоновцы запихали гроб в задний проем катафалка.

– Вот тот сухонький – енерал, – заговорщицки изрекла третья. – А который с палкой – моряк. Я их видала с усопшим в форме в прошлом годе, привезли откуда-то усех троих, пьяных.

– Это ж надо, все помнят! – удивился я, сидя на ветке. Такое действительно было. Мы тогда здорово поддали на встрече ветеранов, а потом продолжили с Саней и Иваном у меня. Благо жена была в деревне.

– Ну что же, время не ждет – взглянув на наручные часы, отдал команду на посадку распорядитель.

Я вторично спланировал и первым влетел в автоматически отодвинувшуюся дверь автобуса, зависнув в конце уютного, пахнущего кожей и озоном салона. Затем чинно вошли и расселись по сиденьям остальные.

– Едем в Николо-Архангельское, – сказал водителю умостившийся рядом с ним зять.

– Понял, – кивнул тот, после чего кавалькада, запустив моторы, тронулась.

За катафалком следовал наш автобус, а на выезде со двора к ним присоединился «Рено» с мигалкой. На его переднем сидении, рядом с шофером монолитно высился Рябиженко, а сзади сидели жена с дочкой, в темных шалях.

– Молодца, Серега, не зажрался. Приехал проводить старика, – качнулся я у заднего стекла автобуса.

День, между тем, радовал. Утренний туман давно исчез, в выцветшем осеннем небе зародилось солнце. Над Черноморским бульваром, осененным золотом лип и кленов, кружились, опадая, листья.

– Хорошо-то как, – умилился я, пока наша кавалькада тянулась по нему в пробке.

Из открытого окна ползущего рядом с автобусом мастодонтистого «лендровера» донесло песню, которую под гитарные переборы душевно выводил баритон известного барда Митяева: «По стеклу скребутся ветки, в рюмочки коньяк налит – со свиданьицем…», и я почувствовал свою отрешенность от мира. В котором мне теперь не было места.

Потом пробка рассосалась – «лендровер» рванул вперед, унося песню, а мы вырулили на МКАД, прибавили ходу и понеслись в сторону Николо-Архангельского. Туда прибыли к назначенному часу, въехали на территорию похожего на парк крематория и встали на площадке неподалеку от ритуального корпуса. Тут же находились еще несколько катафалков и машин со стоящими у них провожающими. Время от времени от главного входа подходил малый в черной униформе, и очередная процессия начинала движение туда. Конвейер смерти работал четко и отлажено. По законам рынка.

Наш черед наступил спустя еще час, малый махнул рукой – катафалк тронулся. За ним вся процессия. Впереди дочь с кумой под руки вели мою старушку, далее следовали остальные, арьергард замыкали хмурые омоновцы с венками, я незримо висел сверху.