Рукопись, которой не было

Некоторые отправились в Тбилиси. Мы и еще несколько человек решили задержаться, чтобы посмотреть ботанический сад близ Батуми, про который нам все дружно говорили, что он того стоит. На обратной дороге с нами случилось небольшое приключение. Когда мы пришли на вокзал, оказалось, что последний поезд на Батуми отправляется через три минуты. Очередь в кассу была, как всегда, длинной. Руди предложил сесть в поезд и там заплатить за проезд контролеру. «В Германии и Швейцарии мы всегда так делаем», – добавил он уверенно. Я-то знала, что это не сработает, но Руди уже вскочил в вагон, а за ним и все остальные. Контролер просто обалдел от такой наглости и вызвал вооруженную охрану. Подошли два бойца, в руках у каждого была винтовка со штыком. В Батуми они отконвоировали нас к начальнику милиции. Тот с ходу накричал, но, когда узнал, что в нашей группе иностранцы, принял соломоново решение: иностранцев отпустить, с советских граждан взыскать штраф по полной.

На следующий день наша небольшая группа отправилась в Тифлис на поезде. После этого мы остались вдвоем – я и Руди. Руди нашел автомобиль с шофером, который за умеренную плату согласился довезти нас до Владикавказа по Военно-Грузинской дороге. В первый раз мы остались наедине, и я чувствовала – ждала и чувствовала, что что-то должно произойти. Как только мы выехали из города, Руди обнял меня и впервые поцеловал. Мы целовались как сумасшедшие. Даже не помню, о чем мы говорили. Вообще ничего не помню, кроме его рук и его губ. Я была как пьяная. Все красоты по сторонам прошли мимо меня, но какое это имело значение?

День, который мы провели во Владикавказе, оказался настолько бестолковым, что ничего в моей памяти не осталось. Мы решили ехать дальше, в Кисловодск, который тогда считался горным курортом. На ночном поезде. Руди загорелся: «Я хочу ехать так, как обычно ездите вы», – сказал он мне. Это «вы» относилось не только ко мне, оно было собирательным и относилось к среднему советскому гражданину. Я сопротивлялась как могла, но безуспешно. Он взял два билета в общий вагон.

Уже стемнело, когда мы пришли на вокзал и подошли к нашему поезду. Вагон был забит битком, в основном местными мужчинами, большими, смуглыми и усатыми. Мы с трудом протиснулись внутрь. Мне удалось втиснуться между двумя «джигитами», но больше во всем вагоне мест не было. Несколько человек стояли в коридоре или сидели на огромных баулах. Первые сорок минут, от Владикавказа до Беслана, Руди провел на ногах возле меня. За эти сорок минут я успела рассказать ему всю свою жизнь от начала до конца. Мне казалось, что он слушает внимательно, но …

После Беслана Руди в растерянности крутит головой по сторонам. Его взгляд падает на деревянную багажную полку под потолком, оставшуюся незанятой. Он тут же на нее забирается, привязывает себя поясом к полке, закрывает глаза и мгновенно засыпает. Его щеки слегка порозовели, он мерно дышит и слегка причмокивает во сне губами, как ребенок.

Я посмотрела на Руди и вдруг подумала: «Этот мужчина для меня. Я хочу провести с ним всю оставшуюся жизнь».

Поезд останавливается в Кисловодске, все выходят, а Руди все еще безмятежно спит. Мне пришлось будить его. Вскоре выяснилось, что из всей моей жизни, которую я выложила перед ним за те сорок минут, он запомнил только начало. Я обиделась. Это была наша первая ссора.

– Но, Женя, – сказал он, – я же безмерно устал, прости меня. Давай ты расскажешь все сначала.

В Кисловодске нас ждали серое небо и дождь, который то лил как из ведра, то моросил. В перерывах между дождями мы ходили, взявшись за руки, по старому городу… Вот, посмотрите, дача Твалчрелидзе, а вот слева дача балерины Кшесинской… Кстати, никакого отношения к Кшесинской она не имеет.

Руди рассказал мне о своей семье, об отце, Генрихе Пайерлсе, который был директором, а потом членом управляющего совета крупной компании Allgemeine Elektrizitätsgesellschaft (Всеобщая электрическая компания) в Берлине. Когда Руди исполнилось тринадцать лет, его мать умерла от рака. Вскоре появилась мачеха Эльза, с которой он не очень ладил. У Руди была старшая сестра Анни и старший брат Альфред.

– Ты знаешь, Женя, Альфред недавно женился, его жену зовут Ниной, так же, как и твою сестру. Она русская, до свадьбы работала секретаршей в советском торгпредстве в Берлине. Он познакомился с ней на улице, чуть не наехав на нее на повороте.

Позднее я с ней подружилась. Она оказалась очень милой женщиной, теплой, импульсивной и привлекательной. Некоторые детали моей прошлой жизни могла понять только она.

Однажды, когда мы бродили в горах, пошел ливень, мы мгновенно вымокли до нитки. Спрятались в гроте, сидели, прижавшись друг к другу, пытаясь согреться.

Руди, если бы ты знал, как мне было страшно тем вечером в Кисловодске отпустить тебя одного в Минеральные Воды! Но я так устала, так ужасно устала, что подумала: «Если я поеду с тобой, тебе придется тащить не только три чемодана, но и меня». Помнишь ли ты наш последний ужин в Кисловодске, серое небо и музыку в саду?