Рукопись, которой не было

Цюрих, 2 октября 1930 г.

Моя дорогая и далекая Женя!

Действительно ужасно, как много времени проходит между письмом и ответом на него. Прости меня – не могу вспомнить, почему ты считаешь, что мое письмо из Ленинграда было сердитым.

Я приехал в Цюрих чудным вечером. С моей улицы видны горы и глубокое звездное небо над ними. Целыми днями работаю с утра до позднего вечера. Беседую с Паули; мы обсуждаем письма, которые пришли за время его отсутствия. Наши взаимоотношения довольно странные. Обычно он говорит: «Вот письмо от господина такого-то, который вычислил то-то и то-то, но я не могу через него продраться. Уверен, что в его вычислениях должна быть ошибка».

После некоторых раздумий мне обычно удается найти ошибку. Я бегу к Паули и на доске пишу математическое доказательство того, что он, Паули, был прав, ошибка критическая. Паули обычно говорит, что хотя я ему по физике не очень интересен, но ему со мной удобно, при таком ассистенте, как я, он может продолжать оставаться ленивым. «Вы, Пайерлс, идеальный ассистент!»

Я поговорил по телефону с Лилли Фенигштайн (девушка, о которой я писал тебе в предыдущем письме). Кажется, она не обижена на меня, что означает, что я был менее важен для нее, чем я себе вообразил. Я рад, скорее всего мы останемся добрыми друзьями.

Димус воспринимает все с усилением в сто раз. Был очень рад, найдя в конверте твою фотографию. Да, я ищу учительницу русского языка!

Как тебя встретили на работе? Всем привет.

С любовью, твой Руди.

Ленинград, 3 октября 1930 г.

Дорогой Руди!

Очень горда тем, что ты понимаешь мои письма. Ты очень умный мальчик – многие не понимают мою писанину даже по-русски.

Ты спрашиваешь меня, нравится ли мне моя работа или это занятие для денег. Я очень люблю физику, а сейчас я работаю с «чистой» физикой. Я люблю думать.

[На следующее утро]