Когда цыган дошел до этого места, его дальнейший рассказ прервали; вожаку пришлось нас покинуть, и мы разошлись каждый в свою сторону.
День тридцать второй
С восходом солнца мы пустились в дальнейший путь и углубились в наименее доступные пределы долины. Пройдя около часу, мы встретили Агасфера, который подошел к нам и, втиснувшись между мною и Веласкесом, так продолжал рассказ о своих приключениях:
Однажды к нам явился судейский чиновник-римлянин. Мы ввели его в дом и узнали, что мой отец обвинен в государственном преступлении: его обвиняли в том, что он хотел предать Египет в руки арабов. Когда римлянин ушел, Деллий сказал:
— Милый Мардохей, тебе не нужно оправдываться, ибо каждый убежден в твоей невиновности. Я хочу только забрать половину твоего состояния, и ты лучше всего сделаешь, если отдашь его по доброй воле.
Деллий был прав: дело это стоило нам половины нашего состояния.
Год спустя отец мой, выходя однажды поутру из дому, заметил лежащего почти у самого порога человека, который, казалось, еще дышал; он велел внести больного в дом и хотел вернуть его к жизни, как вдруг увидел нескольких судейских чиновников и соседей — всего восемь человек, которые присягнули затем, что видели, как мой отец убивал этого человека. Отец просидел полгода в тюрьме и вышел, утратив вторую половину состояния — все, что у нас еще оставалось.
У него был еще дом, но едва он вернулся туда, как вдруг вспыхнул пожар у его подлых соседей. Было это ночью. Соседи ворвались в наши покои, забрали все, что только могли, и раздули огонь там, где еще не было. Утром на месте нашего дома осталась только куча пепла, где ползали слепой Деллий и мой отец, который обнял меня, и мы стали оплакивать несчастья наши.
Когда открыли лавки, отец взял меня за руку и привел к пекарю, который тогда продавал нам хлеб. Человек этот, проникшись жалостью, дал нам три каравая. Мы вернулись к Деллию. Тот рассказал, что, пока нас не было, какой-то незнакомец, которого он не мог узнать по голосу, сказал ему:
— Ах, Деллий, пусть бы ваши несчастья пали на голову Седекии! Прости тем, кого подлец использовал в качестве орудия своего преступления. Нам заплатили за то, чтобы мы погубили вас, но мы, несмотря на это, оставили вас в живых. Вот, возьми, вам будет некоторое время на что жить.
С этими словами незнакомец вручил ему кошелек с пятьюдесятью золотыми.
Эта нежданная помощь обрадовала моего отца. Он весело расстелил на пожарище полуобгоревший ковер, положил на него три каравая и пошел принести воды в черепке от разбитого горшка. Мне было тогда семь лет, и я помню, что разделил эту радость с моим отцом и ходил вместе с ним к колодцу.
Но зато уж за завтраком не забывали обо мне.
Едва мы уселись за трапезу, как увидели маленького мальчугана моих лет, который со слезами просил у нас кусок хлеба.
— Я, — сказал он, — сын римского солдата и сирийской женщины, которая умерла, произведя меня на свет. Жены воинов из той же когорты и маркитанки по очереди кормили меня грудью; они прибавляли к грудному молоку еще какую-нибудь пищу, ибо, как видите, я живу на свете. Между тем отец мой, посланный сражаться против какого-то пастушеского племени, пал вместе со всеми своими товарищами. Вчера я, съев последний ломтик хлеба, который мне был оставлен, стал просить в городе, но нашел все двери запертыми. У вас, однако, нет ни дверей, ни дома, потому я и надеюсь, что вы меня не оттолкнете.
Старый Деллий, который никогда не упускал случая высказать нечто назидательное, произнес:
— Нет на свете человека настолько бедного, чтобы он был не в состоянии оказать услугу ближнему, как нет и настолько могущественного, что ему не требовалась бы помощь других. Словом, дитя мое, будь здоров и раздели нашу убогую трапезу. Как тебя зовут?
— Герман, — ответил мальчик.
— Да продлит Господь твои лета! — молвил Деллий.
И в самом деле, это благословение стало подлинным предсказанием, ибо дитя это жило долго и до сих пор еще живет в Венеции, где его знают под именем кавалера де Сен-Жермена[200]
.— Я хорошо знаком с ним, — прервал Узеда, — он обладает некоторыми познаниями в каббалистике.
Затем вечный странник Агасфер продолжал следующим образом:
— После завтрака Деллий спросил у моего отца, были ли взломаны двери от погреба.
Отец мой отвечал, что двери заперты и что пламя не смогло пробиться через свод, покрывающий погреб.
— Отлично, — сказал Деллий, — возьми поэтому из кошелька, который мне дали, два золотых, найми работников и возведи хижину над этим сводом. Быть может, пригодятся какие-нибудь остатки нашего прежнего дома.