Рукопись, найденная в Сарагосе

У меня не было ни должного состояния, ни достаточно громкой фамилии, чтобы обратить на себя внимание при дворе; однако я был известен как ловкий матадор. Король несколько раз беседовал со мной, гранды также оказали мне честь, ища моей дружбы. Я был знаком даже с графом Ровельясом, но он, лишившись чувств, не мог меня видеть, когда я спас его от гибели. Двое его пикадоров прекрасно знали, кто я такой, но, должно быть, уж очень были тогда заняты чем-то другим, иначе они не мешкая потребовали бы восемьсот пистолей награды, которые щедрый граф обещал тому, кто назовет ему имя его спасителя.

Однажды, обедая у министра финансов, я оказался рядом с доном Энрике де Торресом, вашим мужем, который по своим делам прибыл в Мадрид. Впервые я имел честь говорить с ним, но внешность его возбуждала доверие, и вскоре я перевел разговор на излюбленный мною предмет, то есть на любовь и супружество. Я спросил дона Энрике, есть ли у сеговийских дам также свои эмбебесидо, кортехо и галаны.

— Ничего подобного, — ответил он, — обычаи наши до сих пор еще не ввели лиц этого рода. Когда женщины наши отправляются на прогулку в аллею, называемую Сокодовер, они обычно наполовину скрыты вуалью и никто не отваживается приставать к ним, идут ли они пешком или же едут в экипаже. Более того, в домах наших мы принимаем только первый визит — как от мужчин, так и от женщин. Эти последние проводят вечера на балконах, едва приподнятых над улицей. Мужчины тогда останавливаются и беседуют со знакомыми; молодежь, навестив один балкон за другим, заканчивает вечер перед домом, где есть девица на выданье. Впрочем, — прибавил дон Энрике, — из всех балконов Сеговии чаще всего навещают мой балкон. Сестра моей жены, Эльвира де Норунья, не только равна несравненным достоинствам моей жены, но, сверх того, отличается красотой, превышающей прелести всех знакомых мне женщин.

Речь эта произвела на меня сильное впечатление. Особа столь красивая, одаренная столь редкостными качествами и из краев, где не было эмбебесидо, показалась мне предназначенной Небом для моего счастья. Несколько сеговийцев, с которыми я беседовал, единодушно подтвердили слова дона Энрике о прелестях Эльвиры, и я решил увидеть ее собственными глазами.

Я еще не покинул Мадрид, когда чувства мои к Эльвире достигли известной силы, но в то же время несколько увеличили мою робость. Прибыв в Сеговию, я не отважился пойти с визитом к сеньору де Торресу или к другим лицам, с которыми познакомился в Мадриде. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь заступился за меня перед Эльвирой и вызвал в ней такое же расположение ко мне, какое я к ней испытывал. Я завидовал тем, чье громкое имя или блестящие качества всюду опережают их, однако считал, что если с первого взгляда не приобрету расположения Эльвиры, то, увы, все мои последующие старания и усилия будут совершенно бесполезны.

Я провел несколько дней в трактире, никого не видя. Наконец я приказал провести себя на улицу, где стоял дом сеньора де Торреса. Напротив я увидел надпись, возвещавшую, что сдается жилье. Мне показали каморку на чердаке, я тут же договорился и снял ее за двадцать реалов в месяц, причем сообщил своим хозяевам, что фамилия моя Алонсо и что я прибыл по торговым делам.

Впрочем, все мои дела ограничивались тем, что я поглядывал сквозь опущенные жалюзи на моих окнах. Вечером я заметил вас на балконе в обществе несравненной Эльвиры. Должен ли я признаться? Сперва мне показалось, что я вижу перед собой обычную красотку, но, присмотревшись получше, понял, что непередаваемая гармония черт, которая делала ее прелести поначалу менее поражающими, вскоре озаряла их всецело своим сиянием. Вы, сударыня, сами были тогда чрезвычайно хороши, однако я должен признать, что не могли выдержать сравнения со своей сестрой.

С моего чердака я с наслаждением убеждался, что Эльвира совершенно равнодушна к оказываемым ей почестям и что она даже, по-видимому, устала от них. Однако, с другой стороны, это наблюдение всецело отняло у меня желание умножать собою толпу ее поклонников, людей, которые вызывали у нее скуку. Я решил глядеть через окно, пока не представится более удобный случай завести знакомство, и, если уж говорить правду, возлагал известные надежды на бой быков.

Ты помнишь, госпожа, что тогда я недурно пел, и потому не мог удержаться, чтобы не дать возлюбленной услышать мой голос. Когда все поклонники расходились, я спускался с чердака и под аккомпанемент гитары так хорошо, как только умел, распевал тирану. Я повторял это несколько вечеров и наконец заметил, что вы уходили, только выслушав мою песню. Это открытие наполнило душу мою непостижимо сладостным чувством, которое, однако, было весьма далеко от надежды.