– Мне пришла в голову замечательная мысль. Последние дни все время шел дождь, и синьора Черелли не выходила из дома. Но я уверен, что, как только наступит хорошая погода, она не выдержит и, если Лаура находится в Генуе, пойдет ее проведать. А я издали побегу за ней, и так мы узнаем, где прячут Лауру.
Я одобрила этот план. На другой день распогодилось, и я пошла к синьоре Черелли. Видела, как она вынимает из старого шкафа еще более старую мантилью, поговорила с ней немного и побежала предупредить Чекко. Мы притаились и вскоре увидели синьору Черелли. Тихонько пошли за ней на другой конец города и, увидев, что она входит в какой-то дом, опять спрятались. Через некоторое время синьора Черелли вышла и направилась к себе. Мы входим в дом, взбегаем на лестницу, перескакивая через две ступени, открываем дверь роскошного помещения и посреди комнаты видим Лауру. Я кидаюсь ей на шею, но Чекко вырывает ее из моих объятий и впивается в ее уста. В эту минуту открывается дверь в соседнюю комнату, и входит Рикарди. Я получила дюжину оплеух, а Чекко – столько же тумаков. Прибежали слуги, и в мгновенье ока мы оказались на улице, побитые, униженные и наученные горьким опытом, что не должны интересоваться участью нашей родственницы. Чекко поступил юнгой на корабль мальтийских корсаров, и больше я о нем не слышала, но мое желание встретиться с Лаурой не только не пропало, а, наоборот – еще больше усилилось.
Я служила во многих домах, наконец попала к маркизу Рикарди, старшему брату прелата. Там много говорили о синьоре Падули, недоумевая, где прелат нашел такую родственницу. Долго никто в семье не мог точно узнать, – наконец чего не сумели разведать господа, дозналось любопытство слуг. Мы повели свои собственные розыски и вскоре обнаружили, что воображаемая маркиза – попросту Лаура Черелли. Маркиз приказал нам хранить тайну и отослал меня к своему брату, которого предупредил, чтобы он был еще осторожней, если не хочет нажить крупных неприятностей.
Но я не обещала тебе рассказывать о своих собственных приключениях и не буду распространяться о маркизе Падули, раз ты знаешь пока только Лауру Черелли, помещенную на воспитание к одному из подчиненных Рикарди. Она недолго оставалась там; вскоре ее перевезли в соседний маленький городишко, где Рикарди часто навещал ее и после каждой поездки возвращался все более довольный.
Через два года Рикарди поехал в Лондон. Ехал он под чужой фамилией, выдавая себя за итальянского купца. Лаура сопровождала его на положении жены. Он возил ее в Париж и другие большие города, где легче сохранить инкогнито. Лаура с каждым днем становилась очаровательней, она обожала своего благодетеля и делала его счастливейшим из людей. Три года промелькнули с быстротой молнии. Дядя Рикарди должен был скоро получить кардинальскую шляпу и торопил племянника с возвращением в Рим. Рикарди отвез свою возлюбленную в поместье, которое у него было неподалеку от Гориции. На другой день по приезде он ей сказал:
– Я должен, синьора, сообщить тебе новость, по-моему, довольно приятную. Ты теперь вдова маркиза Падули, недавно умершего на императорской службе. Вот документы, подтверждающие мои слова. Падули был наш родственник. Надеюсь, синьора, ты не откажешься исполнить мою просьбу, – поедешь в Рим и поселишься в моем доме.
Через несколько дней после этого Рикарди уехал.
Новая маркиза, предоставленная своим мыслям, стала раздумывать о характере Рикарди, о своих отношениях с ним и о том, как быть дальше. Через три месяца мнимый дядя вызвал ее к себе. Он весь сиял в лучах своего нового звания; часть этого сиянья озарила и Лауру, – к ней со всех сторон стали тесниться с выражениями преданности. Рикарди объявил семье, что приютил у себя вдову маркиза Падули, родственника семьи Рикарди по женской линии.
Маркиз Рикарди никогда не слыхал, чтобы Падули был женат. Он предпринял в этом направлении розыски, о которых я тебе говорила, и послал меня к новой маркизе с вестью, чтобы она соблюдала величайшую осторожность. Я отправилась морем, высадилась в Чивитавеккии и оттуда выехала в Рим. Когда я предстала перед маркизой, она отпустила всех слуг и упала в мои объятия. Мы стали вспоминать наши детские годы, мою мать, ее мать, каштаны, которыми мы вместе с ней объедались, не забыли и о маленьком Чекко; я рассказала, что бедный парень завербовался на корсарский корабль и пропал без вести. Лаура от жалости залилась слезами, и я еле смогла ее успокоить. Она попросила меня не открываться прелату и оставаться при ней в роли ее горничной. В случае, если бы меня выдало мое произношение, я должна была объяснить, что я – не из самой Генуи, а из ее окрестностей.
У Лауры был уже продуманный план действий. Две недели подряд она была весела и разговорчива, но потом стала печальной, задумчивой, капризной и ко всему равнодушной. Рикарди всеми способами старался сделать ей приятное, но не мог вернуть ей прежней веселости.
– Дорогая Лаура, – сказал он однажды, – ну скажи, чего тебе недостает? Сравни теперешнее свое положение с тем, из которого я тебя вывел.