Рукопись, найденная в ванне

Он энергично пробежался пальцами по клавиатуре. Аппараты зашумели, словно дождь по железной крыше. Из них начали вылетать зеленые и золотистые ленты, они извивались, скручивались в завитушки на поверхности стола. Старец жадно читал их.

– Хорошо, – заключил он.

Затем смял все это в комок.

– Ваша миссия: изучить на месте, проверить, осмотреть, по возможности спровоцировать, донести. Точка. В день эн и в энном часу в энном секторе энного района вы будете высажены с борта транспортного средства эн. Точка. Категория снабжения – диета планетарная с кислородным довольствием. Начисления – спорадические, в зависимости от важности донесений. Докладывать непрерывно. Связь псевдомеханическая, маскировка типа "Лира-Пи", если падете в акции – посмертное награждение Орденом Тайной Степени, все почести, салют, надгробие в знак признания, с занесением в акты. Даешь?!

Последнее слово он выкрикнул.

– А если не паду? – спросил я.

Широкая снисходительная улыбка озарила лицо командующего.

– Логик, – сказал он. – Логик, да? Хе-хе. Логик. Если того… ну, этого… Хватит! Баста! У нас не может быть никаких "если". Миссию получил? Получил! Баста! А знаешь ты, что это такое, а? – выдохнул он из широкой груди.

Щеки у него слегка затряслись, отблески пробежали по золотому каре орденов.

– Миссия – это великая вещь! Ну, а? Специальная – ого! Специальная! Ну! В добрый час, энный! Двигай, парень, и не давай себя сгноить!

– Рад стараться, – ответил я. – А мое задание?

Он нажал несколько кнопок, прислушался к трезвону телефонов, затем заглушил их.

Потемневшая минуту назад лысина постепенно становилась розовой. Он посмотрел на меня ласково, как отец.

– Чрезвычайно! – сказал он. – Чрезвычайно опасное! Но это ничего. Не для себя, не сам же лично я посылаю. Все – для блага отечества. Ох, ты… энный… трудное дело, трудное задание ты получил. Увидишь! Трудное – но надо, потому что… того…

– Служба, – быстро подсказал я.

Он просиял, затем встал. На груди закачались, зазвенели ордена. Аппараты и телефоны умолкли, все огоньки погасли. Он подошел ко мне, увлекая за собой разноцветные спутавшиеся ленточки, и протянул могучую волосатую старческую руку великого стратега. Он буравил меня глазами, испытывая, его брови сошлись, образовав выпуклые холмики, которые подпирались чуть меньшими складками, и так мы оба стояли, слитые в рукопожатии – главнокомандующий и тайный посланник.

– Служба! – сказал он. – Нелегкая вещь! Служи, мой мальчик. Будь здоров!

Я отдал честь, выполнил разворот кругом и вышел, еще около двери слыша, как он пьет остывший чай. Могучий это был старец – Кашебладе…

2

Еще оставаясь под впечатлением о командующем, я вышел в секретариат. Секретарши прихорашивались и помешивали чай. Из раструба пневматической почты выпала стопка бумаг с моим назначением, подписанных завитушкой командующего.

Одна из служащих приложила к каждой из них поочередно штамп "Совершенно секретно" и передала другой, которая занесла их все до одной в картотеку, после чего картотека была зашифрована на ручной машинке, ключ шифра на виду у всех был уничтожен, все оригиналы документов сожжены, пепел после просева и регистрации помещен в запечатанный сургучом конверт с моим идентификационным номером. Его положили на подъемник и отослали в хранилище.

За всем этим – хотя происходило все это тут же, при мне – я наблюдал как бы издали, ошеломленный внезапным оборотом, который приняли события. Загадочные замечания командующего, несомненно, относились к делам столь секретным, что в отношении их были допустимы только намеки. Рано или поздно меня должны были посвятить в суть дела, поскольку иначе я не смог бы приступить к выполнению миссии. Я не знал даже, имеет ли она вообще что-либо общее с затерявшимся вызовом, но эта деталь бледнела перед фактом моей совершенно неожиданной карьеры.

Эти размышления были прерваны появлением молодого брюнета в мундире и при сабле. Он представился как тайный адъютант командующего лейтенант Бландердаш.

Многозначительно пожав мне руку, он сказал, что прикомандирован к моей особе. Затем пригласил меня в кабинет, находившийся напротив по коридору, угостил меня чаем и стал распространяться о моих способностях, по его мнению незаурядных, раз уж Кашебладе подсунул мне такой крепкий орешек.

Он также выразил восхищение естественностью моего лица, в особенности носа. Лишь потом я сообразил, что и то и другое он считал фальшивым. Я молча помешивал чай, полагая, что сейчас мне уместнее всего запастись терпением. Минут через пятнадцать лейтенант провел меня по предназначенному только для офицеров проходу к служебному лифту, с которого мы вместе сняли печать, после чего поехали вниз.

– Извините, – проговорил он, когда я уже собирался выйти из лифта в коридор, – вы случайно не имеете склонности к зевоте?

– Не замечал. А что?

– Ах, ничего. Зевающему, знаете ли, можно заглянуть прямо внутрь… А вы, не приведи Господь, не храпите?

– Нет.

– О, это хорошо. Так много наших людей погибло из-за храпа…

– Что с ними стало? – опрометчиво спросил я.