7. Функция завещания «понимающим читателям». Сознавая очевидную бесполезность, непрагматичность ведения дневника, автор пытается придать смысл этому занятию, адресуя его понимающим читателям [«Кто знает, может, эта записная книжка поможет в жизни моей дочери, а может, сыну. А может, она поможет больше и лучше узнать меня моей маме или мужу» (дн.)].
Секретность, интимность личного дневника составляют одну из его наиболее существенных черт. Владелицы дневников, конечно, предполагают, что к их записям может быть проявлен чей-то интерес. К этой возможности разные девочки-подростки относятся по-разному: кто-то апеллирует к доброй воле и порядочности потенциального «читателя»; кто-то смиряется с возможностью вторжения в его частную жизнь. Если же знакомство с содержанием дневника все же происходит вопреки желанию автора, это воспринимается им как оскорбление, нарушение фундаментальных культурных норм. Существует и такой феномен, как передача личного дневника на прочтение близкой подруге (реже — юноше). В этом случае дневник выполняет функции дружеской коммуникации.
В нашем архиве есть два коллективных дневника. Один из них велся тремя соученицами по Куртамышскому педучилищу. Открывается дневник записью: «15. IX. — 1985 год (19.05 вечера). В этот день мы решили начать свой дневник. Не знаем, сколько мы его проведем, но надеемся — все четыре года». Описываемый дневник для его владелиц-авторов выполняет функцию исповедника, обретает квазисубъектные свойства: к дневнику обращаются многократно, с разнообразными эпитетами, приветствиями, извинениями, «герменевтическими апелляциями» («понимаешь?», «пойми») и даже с поздравлениями. Дневник выступает в качестве незримого слушателя, собеседника, наперсника, исповедника.
Новогодние «пожеланники»
Новогодние «пожеланники» — особый жанр девичьей рукописной культуры второй половины XX в.:
Заводили отдельную тетрадь, она вся сворачивалась треугольником, каждая страничка. Ее давали каждой девочке, в нем она писала пожелания хозяйке. И вскрывать эту тетрадь можно было только в Новый год, а весь год она заполнялась пожеланиями. Тогда все эти пожелания исполнятся.
Манера придавать листкам с пожеланиями (1970–1990-е гг.) форму треугольника роднит их с военными письмами 1941–1945 гг.
Эпистолярные практики
Есть и специфически девичьи письма, ставшие составной частью девичьей культуры. Они действительно отсылаются по почте.
Например, многие девушки отправляли письма
Письма-шутки — еще не изученный жанр современного письменного фольклора. Знакомство с ними заставляет вспомнить русскую народно-смеховую традицию — прежде всего традицию балагурства. «Балагурство, — писал Д. С. Лихачев, — одна из национальных русских форм смеха, в которой значительная доля принадлежит «лингвистической» его стороне <...>. В балагурстве значительную роль играет рифма. Рифма провоцирует сопоставление разных слов, «оглупляет» и «обнажает» слово. Рифма <...> создает комический эффект. Рифма «рубит» рассказ на однообразные куски, показывая тем самым нереальность изображаемого <...>. Рифма объединяет разные значения внешним сходством, оглупляет явления <...> снимает серьезность рассказываемого» [Лихачев 1997: 356–357]. Все сказанное относится к тексту «письма-шутки» в полной мере.
Одна из разновидностей таких писем — комические письма в стихах эротического содержания, существовавшие уже в середине XIX в. [Под именем Баркова 1994].
Обратим внимание на текстуальную перекличку «писем» с альбомным жанром «адрес любви»: эпистолярный шуточный жанр использует (пародирует) жанр девичьего альбома.
В девичьих письмах до сих пор сохраняются клише, некогда, вероятно, распространенные в эпистолярной практике малообразованной и полуобразованной публики. Некоторые клише в силу их частой повторяемости и семантической завершенности могут быть отнесены к разряду фольклорных явлений.
К их числу относятся «зачины» и «концовки» письма. «Зачины»: