Рукопожатия границ<br />(Сборник рассказов)

— Вот что, товарищ ефрейтор, — громко сказал старшина, с трудом подбирая слова, — ваша просьба была настолько ошарашивающей… неожиданной и… нелепой, что я ответил вам слишком грубо и прошу простить это…

Хлопотов растерянно смотрел на старшину, потом одернул куртку и пролепетал что-то невнятное.

— Вот так-то… — пробурчал старшина и вышел.

В коридоре он остановился и понял, что уже ничем свою ошибку не исправить. Донесся насмешливый голос рядового Молчанова:

— Ну, Лидочка, собирайся. В нарядик пора. На ледок. На ледок.

Так по оплошности старшины ефрейтор Константин Хлопотов приобрел второе имя: Лидочка.

И сейчас, идя по льду на левом фланге цепи (на правом шел лейтенант Закруткин), старшина слышал, как перекликались солдаты и не раз доносилось:

— Лидочка опять. Грому — что граната взорвалась.

Старшина нервничал, собираясь, как только вернутся на заставу, вывести перед строем всех, кто называет Хлопотова Лидочкой, и как следует их отчитать или даже объявить взыскание. Он знал по голосу каждого. Но потом представил себе строй замерших по команде «Смирно» солдат, их невозмутимые лица и насмешливый вопрос в глазах: «А кто первый дал прозвище Косте Хлопотову?»

Лед был действительно неимоверно гладок. Лыжи старшины расползлись, он ими захлопал, как селезень крыльями, острие палки со свистом скользнуло в сторону, и старшина растянулся на льду, оглушенный треском лыж, палок и лязгом снаряжения.

Поднимаясь, он услышал:

— Опять Лидочка?

И ответ, спокойный такой ответ:

— Нет, это уже сам старшина.

Внезапно вспотев, старшина пошел осторожнее, широко расставляя ноги, и ему очень захотелось, чтобы пропавшего мальчишку нашел бы не кто иной, как Лидочка… Тьфу ты, ефрейтор Хлопотов.

И только он об этом подумал, как вдруг увидел возле снежного заноса в виде огромной камбалы маленькую скрюченную фигурку.

Старшина быстро скинул лыжи, подбежал и присел над мальчишкой. Тот лежал, свернувшись калачиком, на боку, чуть не касаясь подбородком колен. Старшина поднял голову и зычно закричал:

— Наше-о-ол!

Он поднял мальчишку, стал трясти, вытащил нож, поднес лезвие к стиснутому побелевшему рту, стараясь увидеть следы дыхания на полированной стали. Мальчишка еще дышал. Старшина содрал с него варежки, стал растирать ладонями холодные, как сосульки, пальцы. Распорол ножом обледеневшие шнурки ботинок, снял — в темноте тускло блеснула, словно неживая, пятка в проношенном носке.

А кругом, хлопая лыжами и звеня оружием, столпились товарищи, и кто-то предложил сделать из лыж сани.

— Отставить, — сказал старшина. Выпрямился, снял ремень и протянул Молчанову: — Подержи.

Распахнул куртку, аккуратно расстегнул все пуговицы на вороте рубахе и деловито разорвал рубаху до пояса, затем так же поступил и с нижней рубашкой.

Распахнул на мальчишке пальто, поднял безжизненное тело и прохрипел:

— Помогите засунуть под рубаху, а ноги глубже в штаны… — И передернулся, крякнув: — Ух ты, что ледышки.

Когда голова мальчишки легла на плечо старшины, он, запахнув полы куртки и обнимая обеими руками мальчишку, попросил чуть потуже затянуть брючный ремень и надеть ему лыжи.

Ему, как лошади, подняли одну ногу, другую, застегнули крепления.

Старшина тронулся в обратный путь, думая только об одном: как бы не упасть. За спиной он услышал голос Хлопотова:

— Товарищ старшина, еще шире ноги расставьте.

И как только старшина это сделал, между его лыжами появились лыжи Хлопотова. Дыша в затылок старшине, он сказал:

— А ну, по одному справа и слева беритесь!

Подталкиваемый в спину и плечи тремя товарищами, старшина пошел быстрее. А Хлопотов опять крикнул:

— Снимай ремни, бери на буксир!

Хлопали по льду лыжи, пронзительно визжали палки, тяжело дышали и кряхтели люди. Покачиваясь из стороны в сторону, катился на лыжах старшина, держа ношу обеими руками. Потом он приказал:

— Кто порезвей — на берег за врачом!

От группы отделились две тени и, отчаянно работая палками, понеслись к берегу.

— Эх, коньки бы! — дохнул в ухо старшины Хлопотов.

Старшина что-то неопределенно промычал.

На берегу сверкнули фары автомобиля и замерли неподвижно, освещая заиндевелые верхушки кустов. Потом они начали мигать, словно сигналили морзянкой. Их заслоняли бегущие с берега люди. Донесся прерывистый женский крик:

— Жив ли, скажите… жив ли?!

У берега старшина отдал мальчишку людям в белых халатах, сказал: «Ну вот…», застегнул воротник рубахи на все пуговицы.

Когда лед стал еще толще, на него вышли люди постарше мальчишек, и, как заметил лейтенант Закруткин, начались «челночные пиратские операции». То с одного, то с другого мыса с пулеметным треском летел по льду ярко-красный мотоцикл «Ява». Спустя некоторое время он возвращался обратно с добычей. «Добыча» обычно сидела за водителем, обхватив его руками и пряча за его спиной красное от ветра лицо с горящими глазами.

Выпадал снег, но мороз не ослабевал, а ветру ничего не стоило подмести лед, как паркет.