В один прекрасный день бурый медведь, воспитанник другого корабля, был выпущен на прогулку на берег. Заметив медведя, Степка бросился к нему знакомиться. Нужно заранее оговориться: у Степки не было агрессивных намерений. Медведь же по-своему истолковал появление возле него собачонки и хватил Степку лапой. Степка вовремя увернулся, хотя ему все же досталось от медвежьих когтей. Увидев, что добрые намерения разлетелись в прах, Степка отважно бросился на обидчика и укусил его за нос, а ведь нос — самое чувствительное место у медведя! Медведь побежал, а Степка бросился за ним. На пути рос большой тополь. Спасаясь от преследователя, медведь вскарабкался на дерево. Степка звонким лаем торжествовал победу. Медведь не хотел слезать, как его ни звали. Пришлось силком увести Степку, а медведя сгонять с дерева шестами.
— Матрос в плен не сдается, — говорили на катере, — медведя и того не испугался!
Вскоре катер перевели в другой район. Он базировался на стоянке возле останков танкера и плавучего дока, потопленных в войну на виду рыбачьего села. В шторм становились на якорь, опасаясь волн, перекатывающихся с угрожающим шумом через палубу танкера. В тихие дни швартовались прямо у борта, занимались учебой в прохладных железных отсеках танкера, на нем же драили шлюпки, стирали и сушили белье.
Иногда становились у причалов главного порта, откуда и отправлялись в дозор. В один из таких дней, когда катер ушел к городской пристани и большинство команды сошло на пирс развлекаться со Степкой, налетел шквал. А надо сказать, что особенностью Черного моря являются внезапные шквалы, способные натворить немало бед кораблям и рыбакам. Катер подбросило, завизжали резиновые кранцы. Швартовые канаты лопнули, как гнилые нитки. Хамидулин приказал включить моторы и идти в море. Каждая секунда промедления грозила гибелью кораблю. Волны обрушились на причал. Матросы бросились в воду, чтобы вплавь достичь катера.
Степка немедленно последовал за людьми. Он приблизился к Полушкину и матросу Бодунову. Казалось, он ничуть не напуган. Больше того, ободрял своих приятелей, потряхивал ушами и изредка одобрительно повизгивал. Но вот высокая волна накрыла Степку, и он исчез. Полушкин понял: Степке несдобровать. Матрос нырнул и, схватив Степку под брюхо, прижал одной рукой к себе.
Очутившись на борту, Степка лизнул в лицо своего спасителя и залаял, оборотившись к морю.
— Ругай его, не ругай, а могли бы сплоховать, Степан, — пробормотал Полушкин.
Степка был водворен в машинный отсек и, свернувшись, заснул возле теплого тела двигателя.
Однажды после шквала катер стал на предупредительный ремонт. Команде разрешили провести культпоход. Степка захотел тоже культурно провести время. Он визжал, царапал баллон грузовика, теребил матросов.
— Пойми, Степа, сегодня с нами нельзя… Едем в обезьяний питомник. С собаками туда категорически вход воспрещен…
Однако Степка не внял увещеваниям и понесся у самых колес грузовика. Ни пыль, ни камни, ни расстояние не могли испугать отважного Степку.
Степка попал в обезьянник, ведомый на ремешке от фотоаппарата матросом Бодуновым. Конечно, он полаял на обезьян, но не боялся их: он ведь имел дело и с более крупным зверьем.
Как-то матроса Полушкина назначили дневальным. Боцман вручил ему мешок, наряд и приказал отправиться на склад за хлебом и приварком. Полушкин взял с собой Степку. Они медленно шли, осматривая город.
Получив продукты, Полушкин неторопливо возвращался к пристани. Надо было миновать опасное место, которое называли «смерть пешеходам»: не раз отсюда увозила «скорая помощь» людей, неосторожно передвигавшихся по древней матери земле в наш век стремительного автотранспорта.
В центральную часть города вел крутой спуск. Шоссе проходило как бы в узком ущелье, обсаженном каштанами и густыми кустами грандифлеры. Машины, идущие в город, были не так опасны, но машины, неожиданно вылетающие из этого гранитного зева, иногда приносили беду.
Полушкин был осторожен при переходах. Осмотревшись, он посвистел Степке и ступил на горячий асфальт шоссе. В это время снизу вылетела машина. Степка принадлежал к породе собак, воинственно настроенных против всего, что двигается или шевелится. Степка бросился на машину. Полушкин за ним.
Увидев возле себя крыло машины, а может быть, догадавшись об опасности, грозившей другу, Степка взлетел на капот. Машина намертво стала на тормоза. Из нее вылез раздосадованный водитель. Однако весь запас нелестных слов застрял в его горле. Собачонка как ни в чем не бывало сидела на руке благодарно улыбавшегося матроса, стоявшего посредине дороги с тяжелым мешком на плече.
— А ведь если бы не она, быть тебе в больнице, а мне в милиции, — сказал шофер и погладил Степку.
— Знаю, — ответил Полушкин и бережно перенес Степку через дорогу.